Форум » Работы Махти Джуртубаева » М.Джуртубаев ПРОИСХОЖДЕНИЕ КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКОГО И ОСЕТИНСКОГО НАРОДОВ » Ответить
М.Джуртубаев ПРОИСХОЖДЕНИЕ КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКОГО И ОСЕТИНСКОГО НАРОДОВ
Асхан: Вышел в свет фундаментальный труд известного карачаево-балкарского исследователя Махти Чиппаевича Джуртубаева "ПРОИСХОЖДЕНИЕ КАРАЧАЕВО-БАЛКАРСКОГО И ОСЕТИНСКОГО НАРОДОВ". Данная работа должна раз и навсегда закрыть скифо-алано-иранскую тему, поскольку в ней приведены неопровержимые факты, опровергающие теорию иранства алан. В ближайшее время мы будем знакомить читателей с содержанием работы
Ответов - 10
Асхан: ОГЛАВЛЕНИЕ Предисловие ГЛАВА I. ВЕЛИКАЯ СТЕПЬ Тяжелая пята идеологии. Рождение теории. Великая степь в эпоху бронзы. Железный век в Азии. Хунну. Скифы. Сарматы. Завоевание Европы. Фактам вопреки. Дикая история. Пастухи-дипломаты. Чудотворец Баян. Авары и византийцы. Крушение каганата. ГЛАВА II. ОПАЛЬНЫЕ НАРОДЫ Болгары. Хазары. Печенеги. Кочевники-моржи. Половцы. Летучие люди. «Темные века». Кочевники-мореходы. По земле и по карте. Сумбур вместо музыки. Семь веков военной демократии. С высоты птичьего полета. Рабы на тронах. О работах Л. Н. Гумилева. Во власти образа. ГЛАВА III. СКИФО-САРМАТЫ О глоссарии В. И. Абаева. Моря и реки. Города и местности. Этнонимы. Цари, вожди, полководцы. Термины. Тюркские имена. Иранские имена. Неясные имена. Иноземцы с иранскими именами. О работе Г. И. Дремина. Этнонимы и топонимы. Имена. Термины и выражения. Правдивый Геродот. ГЛАВА IV. АЛАНЫ Этнонимы. Аланские имена. Имена асов в Монголии. Имена венгерских алан. Иоанн Цец. Зеленчукская надпись. Эти неугомонные аланы. Осетины и финно-угры. О статье Ю. Немета. Ясы, ясони, куны. Хорезмийцы. Осетины и славяне. Осетины и евреи. Осетины и тюрки. Арабизмы в осетинском. ГЛАВА V. КАВКАЗ Терра инкогнита. Осетины и грузины. Картвелизмы в осетинском. Осетины и мингрелы. Осетины и сваны. Осетины и абхазы. Неведомые знакомцы. Осетины и ногайцы. Осетины и кабардинцы. Осетины и вайнахи. Выводы. ГЛАВА VI. КАМЕНЬ ПРЕТКНОВЕНИЯ О топонимии Балкарии и Карачая. Топонимы и гидронимы. Три термина. Горы и равнина. Чудесные обмены. Схождения в лексике. Научная сессия 1959 года. Научная сессия 1966 года. Гагкаев против Абаева. ГЛАВА VII. ЭТНОНИМИЧЕСКАЯ ДИВЕРСИЯ Парадоксальные кипчаки. Предания иранистов. Эти упорные тюрки. На Баксане и Чегеме. Камень в озере. Неправильные асы. Беспамятные соседи. В свете истины. ГЛАВА VIII. ИСТОРИЯ В СЛОВЕ Язык и история. Ландшафт. Флора. Фауна. Птицы. Хищные зубры Кавказа. Земледелие. Пища. Одежда. Поселения и жилища. Утварь. Металлы. Торговля. Забывчивые пастухи. Коневоды. Неправильные термины. Список Цховребова. Тамги. Культура. Военная терминология. Социальные термины. Религия. О плодах просвещения. ГЛАВА IX. ОСЕТИНСКИЙ ЭПОС Об истоках Нартиады. Неопознаваемые песни. Нарты и монголы. Спор об имени. О содружестве певцов. Рождение эпоса. Происхождение термина «нарт». Начало эпоса. Моря и их обитатели. Гидронимы. Горы. Страны. Баргун. Нарты и вайнахи. Равнины. Каджи. Другие этнонимы. Нарты и тюрки. ГЛАВА X. ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГЕРОЕВ Родоначальники нартов. Урызмаг и Шатана. Аца и Ацамаз. Песнь о князе Ачее. Хамыц. Имя для героя. Великий змей. Смерть Батраза. Тенгрианцы и язычники. Ос-Багатар. Созырыко (Сослан). Рождение Сосурука. Похищение огня. Балсаг (Ойнон). Тотрадз. Сырдон. Сайнаг-алдар. Сыбалци. Уаргон и Сауай. Челахсертаг. Бедзенаг и Арахцау. ГЛАВА XI. ОТ БОСПОРА ДО КИТАЯ Кафтысар. Маргудз. Великаны и чудовища. «Сухское побоище». «Хатиагский язык». Термины и выражения. Немного об искусстве. ГЛАВА XII. НОВЫЕ ВРЕМЕНА «Анахронизмы». Заговор хронистов. Ленивая история. Шкала. Новая Хронология. Революция. «Новые хронологи» – о тюрках. Прародина. Великая тайна археологов. «Автохтоны». «Пришельцы». ГЛАВА XIII. ОТ ДУНАЯ ДО КУБАНИ Касты. Народы и касты. Потоп. Первоимперия. Скифия. Катакомбники и киммерийцы. Война в Киммерии. Чинты и синды. Тулонцы и кибиты. ГЛАВА ХIV. ДРУГАЯ ИСТОРИЯ ТЮРКОВ Этнонимы. Рождение Тюркского каганата. Хазария? О салтово-маяцкой культуре. Великое расселение тюрков. На юг. На восток. Японцы и тюрки. Аланы на Пиренеях (приложение). Гунны и Рим. ГЛАВА XV. РАСПАД ВЕЛИКОГО КАГАНАТА Маздакиты. Хорезм. Эмигранты. Тюркюты и Хорезм. Переворот. Восстание аваров. Новый каганат. Хазария и Русь. Авары и османы. Чингисхан. Барсил Карачай. Тауасстан. Конец века воинов. ГЛАВА XVI. О РЕЛИГИИ ОСЕТИН О культе семи богов. Пропавшие богини. Христианство? Пантеон. Святой Георгий. Свидетельства. Язычество. Дуализм. ГЛАВА XVII. АВТОХТОНЫ Народ. Государство. Нузал. О «царских» фамилиях. Три рода. Три золотых предмета. Сословия. Сословный вопрос. Потомки таубиев. Аталычество. Именник осетинских феодалов. О чем поведали цифры. ГЛАВА XVIII. ПАМЯТЬ ЗЕМЛИ Субстрат. О самоназваниях осетин. Римляне в Осетии. Монголы в Осетии. Тюрки в Осетии. Осетино-тюркские фамилии. ГЛАВА XIX. ВСТРЕЧА НА ГРЕБНЕ ГОР Иронцы и дигорцы. Странная история дигорцев. Дигорцы и тюрки. Карачаево-балкаро-дигорские лексические схождения. Дигоро-тюркские фамилии. Тагаурцы. Туальцы. О топонимах Южной Осетии. О склепах. Русско-осетинские отношения. Исход из Ирана. ТАБЛИЦА ПОСЛЕСЛОВИЕ
Асхан: Памяти Ахмата Байрамкулова, Исмаила Мизиева, Арсена Кубанова, ПРЕДИСЛОВИЕ Книга вышла в 2010 г. (Нальчик), к сожалению, с большими сокращениями. Предлагаем вниманию читателей первоначальный текст монографии, с незначительными стилистическими поправками. *** Кавказоведам давно было ясно, что этногенез карачаево-балкарцев и этногенез осетин представляют собой два взаимосвязанных процесса; эта связь оказалась настолько неразрывной, что автору пришлось назвать свою книгу «Происхождение карачаево-балкарского и осетинского народов». Если какие-то два разноязычных этноса на Кавказе можно назвать братскими, то, в первую очередь, осетин и карачаево-балкарцев - так много общего в их языке и культуре. Но, к сожалению, именно это общее и стало причиной тянущейся почти пять десятков лет дискуссии, предметом которой является этническая история. Ныне большинство специалистов считает, что осетинский народ сформировался в результате смешения древних кочевников восточноевропейских степей (скифов и аланов) с какими-то местными «кавказоязычными» племенами (потомками создателей кобанской археологической культуры), что проблема его происхождения давно разрешена и осталось только найти ответы на некоторые частные вопросы. Детальным исследованием этногенеза карачаево-балкарцев академическая наука почти не занималась, в середине ХХ в. раз и навсегда решив, что их тюркоязычные предки (то ли болгары, то ли кипчаки), неизвестно когда пришедшие откуда-то из Азии, неизвестно когда и как ассимилировали живших на территории нынешних Балкарии и Карачая ираноязычных алан-осетин; в результате их смешения и возник народ, населяющий территорию по обе стороны от Эльбруса. Но в середине 60-х годов ХХ в. некоторые карачаево-балкарские исследователи стали утверждать, что среди скифо-сарматских племен в Восточной Европе (и их соплеменников в Азии – саков, массагетов и др.) были тюркоязычные племена, одним из которых являлись аланы (первым высказал такое мнение проф. У. Б. Алиев, в 1959 г.). Их утверждения были восприняты академической наукой как не имеющие никаких оснований, а работы, в которых приводилось огромное количество аргументов и фактов, отнесены к разряду антинаучных. Более того, против этих авторов выдвигались весьма жесткие (и, на наш взгляд, весьма странные) обвинения в поиске великих и престижных предков, желании присвоить чужую историю, фальсификации, и т. п.; получалось, что других причин и оснований отвергать признанную всеми теорию (причем без всякой надежды на успех) у них нет и быть не может. В результате, вместо дружественного диалога и сотрудничества осетинских и карачаево-балкарских ученых, благодаря чему можно было прийти к успешному разрешению проблемы, началась и продолжается невнятная полемика. Тема, раскрытию которой посвящена наша работа, не представляется нам самой востребованной (такой период, кажется, уже прошел). Книга появилась, с одной стороны, как результат 40 лет поисков и размышлений об этногенезе тюрков, и, в частности, карачаево-балкарцев, а с другой - как попытка (пусть и очень запоздалая) на конкретном материале объяснить и специалистам, и широкому читателю, почему многие карачаево-балкарские исследователи (в их числе и автор этих строк) пришли к выводам, которые у наших оппонентов, к сожалению, получили столь негативную оценку. В той ситуации, в которой оказались исследователи этногенеза карачаево-балкарского и осетинского народов, наилучшим выходом нам представляется спокойная и всесторонняя проверка существующих точек зрения в столкновении с логикой фактов и аргументов. Следует обратиться именно к фактам, а не только к мнениям тех или иных ученых, многим из которых сотни данных, причем лежащих буквально на поверхности, были неизвестны. Поэтому автор ставил перед собой две задачи: привести максимальное количество данных, относящихся к теме, и сделать логически вытекающие из них выводы, какими бы неожиданными они ни оказались. Иной читатель может, пожалуй, поставить мне в вину, что я иногда прибегаю к иронии (которая, как известно, хороша только в определенной мере). Могу сказать следующее. Любое исследование представляет собой попытку дать ответ на какие-то вопросы и поставить новые, подтвердить или опровергнуть. Я прекрасно понимаю, что за каждой книгой, статьей, научным отчетом стоит труд большого количества людей, заслуживающих глубокого уважения. Но, читая работы многих авторов, посвященные этнической истории тюрков, карачаево-балкарцев и осетин, можно убедиться, что огромное количество фактов ими попросту игнорировалось, или получало уклончивые, уводящие в сторону, а часто и алогичные объяснения и интерпретации. Нам не оставалось ничего другого, как показывать, к каким следствиям приводят толкования, предположения и утверждения, ко многим из которых серьезно относиться невозможно (т. е. заниматься тем, о чем говорится в турецкой поговорке: «Один умник бросил в озеро камень, а другой пытался его оттуда вытащить»). Иронические вопросы и замечания в этой книге вызваны не чрезмерным количеством желчи в моем организме, а сознательными и очевидными нарушениями объективности, логики и требований здравого смысла, которые встречаются в тех или иных работах. В книге использованы, в основном, материалы языка, фольклора, археологии и религии; анализа нарративных источников в ней почти нет, за исключением сведений из «Истории» Геродота. Тем не менее, задуманная нами монография постепенно превратилась в толстый том – в первую очередь, по той причине, что в ней много обширных и прямых цитат из работ многих исследователей. Но иного выхода не было; это, как мы полагаем, полезно и для тех читателей, которые не имеют времени или возможности самостоятельно сопоставлять различные точки зрения. К сожалению, из-за превышения объема почти все главы книги подверглись значительному сокращению. Круг затронутых в книге тем и вопросов весьма обширен, поэтому повторы некоторых сведений и выводов были необходимы и оставлены в тексте намеренно. Если в тексте встретятся идеи и концепции, уже высказанные другими исследователями, без ссылок на их работы, это вызвано простым незнанием; мы заранее просим у этих авторов извинения и беспрекословно признаем их приоритет. Надеемся также, что будущие оппоненты не унизятся до обвинений автора в желании «присвоить чужую историю», «поиске великих предков», «стремлении обосновать исконность», неуважении к народу (или к народам), а постараются объективно рассмотреть выдвинутые им доводы. Значение некоторых слов, аббревиатур и выражений, которые наиболее часто встретятся в книге: Каноническая версия история – система представлений о прошлом человечества, выработанная позитивистской наукой и утвердившаяся в ней в ХIХ-ХХ вв. Академисты – ученые, верующие в правильность канонической версии истории и развивающие установленные ею положения. Иранисты – сторонники теории, согласно которой скифо-сармато-саки, древние насельники Великой степи, были ираноязычными кочевниками; ирановеды - специалисты по истории, культуре и языкам иранских народов. РОС – «Русско-осетинский словарь». М., 1970. ОРС – «Осетинско-русский словарь». Орджоникидзе, 1970. ИЭСОЯ – В. И. Абаев. «Историко-этимологический словарь осетинского языка», в 4 томах, М.-Л., 1958-1989. Во многих случаях (но, разумеется, не во всех) определение «тюркский (ое)» одновременно означает и «карачаево-балкарский (ое)», что ясно по контексту.
Асхан: ГЛАВА I. ВЕЛИКАЯ СТЕПЬ ТЯЖЕЛАЯ ПЯТА ИДЕОЛОГИИ Читая работы по истории, можно прийти к странному заключению: среди многоразличных фобий есть и тюркофобия, но ее почему-то нет ни в бытовом плане, ни в искусстве, ни в литературе, ни в религии - только в науке истории. В чем же дело? Начав играть ведущую роль в мировом цивилизационном процессе, и размышляя о причинах своих успехов, европейцы, конечно же, пришли к выводу, что их средневековые предки стали успешно развивать науки и искусства, укреплять государства, армии, церковь и пр., потому что опирались на великое наследие Греции и Рима. Где-то на периферии сего процесса находились отсталые угро-финны, восточные славяне и тюрки. Но вот же досада – в хрониках говорилось, что гунны и авары, печенеги и турки, как и славяне, часто побеждали славных европейцев, и что весь континент трепетал перед их «кочевыми ордами». (Со славянами западные историки кое-как еще мирились – все-таки христиане; но уже Гегель называл их народами «неисторическими»). Всюду, куда приходили европейские армии, они добивались успеха (отдельные поражения не в счет), но тюркам они неизменно проигрывали. Пятьсот лет ничего не могли поделать с гуннами, аварами, болгарами. Крестоносное рыцарство всей Европы разбили сельджуки и мамлюки. Арабы и берберы, которых возглавляли турки (добровольцы-кардаши, «братья»), несмотря на предательство местных царьков, выбросили из Северной Африки армии поздних крестоносцев (испанцев, португальцев, венецианцев). На Средиземном и Черном морях три столетия господствовал турецкий флот, созданный вчерашними «кочевниками». И не европейцы осаждали Стамбул, а османы – Вену. Бесславно закончилась и попытка Наполеона Бонапарта отобрать у турков Палестину. Следовало найти всему этому какое-то объяснение, приемлемое для ущемленного самолюбия. Любые империи и династии в своем начале обязательно прибегают к одному и тому же приему – стиранию памяти о своих предшественниках, время господства которых объявляется периодом мрака, жестокости и отсталости, который надо забыть как можно скорее; решая временные задачи, идеологи стараются выставить новую империю «вечной». Разумеется, всячески старались принизить и роль соседей, а, тем более, противоборствующих держав. Историческая наука (в нынешнем понимании термина) родилась и развивалась в Западной Европе, долгое время находившейся в противостоянии с тюркским миром, а затем и в зависимости от Османской империи, наследницы Византии. Современный автор отмечает, что до известной степени «негативный образ турок и Османской империи коренился в европейской традиции, формировавшейся в XVI-XVIII вв.» (Шнирельман, с. 435). Много тюркоязычных народов вошло в состав России; негативный образ «главного врага» перенесли и на них. При Петре I началось строительство Российской империи - с помощью европейских государств, кровно заинтересованных в том, чтобы столкнуть ее с Блистательной Портой и скинуть с себя зависимость от нее. Следует учесть, что Россия до 1720 г. (как и Польша) продолжала платить дань сильнейшему наследнику Золотой Орды – Крымскому ханству (так называемые «поминки»), большая часть которой пересылалась в Стамбул; и только за пять лет до смерти Петра султан согласился снять с нее это бремя, в обмен на участие русских войск в войне Турции против Ирана (но царь нарушил свое обещание и вернул армию с пол-пути). Тогда и понадобилась история, которая отвечала бы целям имперских идеологов, т. е. как можно более древняя и славная. И царь обратил внимание на древних насельников Северного Причерноморья и Кавказа – скифов. Согласно сказанию, которое приводит Геродот, нашествию скифов, двигавшихся с востока, подверглись родственные им и по языку, и по культуре, и по образу жизни (животноводы, номады-всадники) киммерийцы. Их цари предложили вступить в битву с захватчиками, но народ предпочел отступление в Малую Азию, пройдя туда по берегу Черного моря. Скифы же, как пишет Геродот, преследуя отступающих, сбились с дороги, прошли в Закавказье через Дарьяльское ущелье и двадцать восемь лет (некоторые современные авторы увеличивают этот срок до ста) бесчинствовали на Ближнем Востоке, дойдя в своих походах до Египта, вступая в разные коалиции и активно участвуя в столкновениях различных государств. Мидийский царь Киаксар пригласил скифских вождей на пир, где их и перебили. Оставшись без руководства, скифы вернулись в причерноморские степи. Позже эти племена, господствующее положение среди которых занимали так называемые «царские», успешно отразили нашествие войск персидского царя Дария. Это произвело такое впечатление на соседние народы, что скифов долгое время считали непобедимыми. Наивысшего расцвета Скифская держава, располагавшаяся в Северном Причерноморье, достигла при царе Атее. При нем чеканилась монета, велась активная завоевательная политика, расширялась и торговля, в частности с греческими колониями в Крыму. Активность Скифии на западе привела к конфликту с Македонией, быстро набиравшей силу в годы правления Филиппа Македонского, отца знаменитого Александра. На берегу Дуная произошла большая битва, в которой скифы потерпели поражение, а престарелый Атей, которому в то время было уже 90 лет, погиб. Но подчинить Скифию македонцы не смогли – скифы разгромили их в другом сражении. Позже страну захватили надвинувшиеся из-за Дона сарматы, среди которых наиболее мощным племенем были аланы (асы). «До начала ХVIII в. в литературе полностью господствовало верное представление о том, что предками тюрков были скифы». Например, первый русский профессиональный историк Андрей Лызлов (вторая половина XVII в.), автор трактата «Скифийская история», считал скифов «татарами» (т. е. тюрками), как и европейские ученые, на труды которых он опирался. «Перелом в представлениях о потомках скифов произошел в начале ХVIII в., когда по просьбе Петра I европейские ученые стали разрабатывать историю славян. Петру I эти исследования были нужны не ради чисто научного интереса, а ради укрепления международного престижа России, которую он всеми силами преобразовывал в империю. Ему необходимо было подкрепить силу своей армии и флота еще и древностью знаменитых предков. В 1708 году Петр I указал: «Под скифами я разумею славянские племена, прежде чем стало известным название славян!». Это было руководство к действию, и усилий не пожалели. Потребовалось принизить роль тюркских народов в истории Восточной Европы, уничтожить следы их культуры. По всем степям Восточной Европы на курганах стояли десятки тысяч каменных изваяний, изображавших длинноусых воинов; и уже во времена Петра I были созданы бригады, которым поручалось уничтожение статуй, которых было много, и эти работники разбивали головы изваяний (Сибагатуллин, с. 15). Те же тенденции в российской науке продолжались и усиливались на протяжении XVIII и в начале XIX вв., когда усилиями академиков-немцев, а затем и кружка Н. М. Карамзина создавался государственный миф о тысячелетнем русском государстве. Превратить скифо-сарматов, древних насельников Восточной Европы, в славян не получалось - слишком бросалось в глаза несоответствие этнических культур (такие попытки, как ни удивительно, предпринимаются и сейчас). Выход нашли в самом конце XVIII в., когда европейские ученые на службе империи обратили внимание на ираноязычных осетин. Ян Потоцкий и Юлиус Клапрот сразу же возвели их происхождение к скифам и аланам (и они же писали, что асами осетины называют карачаево-балкарцев). Позже в Осетии записали обряды и нартские сказания, в которых многое напоминало о быте и нравах скифов. Тут-то соколы идеологии и взвились орлами; затем нашлись эпиграфические надписи из Причерноморья, с иранскими именами – и так возникла гипотеза, утверждающая ираноязычие скифо-сарматских племен от Дуная до Алтая, единственными потомками которых якобы являются малочисленные (в отличие от тюркских народов России) осетины; ученым оставалось только соответствовать и развивать.
Асхан: РОЖДЕНИЕ ТЕОРИИ Научная литература, посвященная истории и культуре скифо-сарматских племен, необъятна – и потому, что о них повествует в одной из глав своей «Истории» Геродот, и потому, что их упоминает множество других древних авторов; осталось и немало зримых следов их исторического бытия – курганные захоронения, городища, каменные изваяния, огромное количество разнообразных предметов, найденных во время раскопок, и т. д. Ныне в самом начале почти всех специальных и неспециальных исследований, в примечаниях и комментариях, как и в популярных изданиях, говорится примерно одно и то же: всю Великую степь от Дуная до Алтая занимали в древности многочисленные ираноязычные кочевые племена, единственными прямыми потомками которых являются нынешние осетины. «Об этнической принадлежности скифов и сарматов выдвигалось несколько теорий: иранская, монгольская, тюркская, славянская, кельтская, кавказская. Из этих теорий только иранская обставлена солидной научной аргументацией. Остальные представляют хрупкие сооружения из более или менее произвольных догадок и натянутых сопоставлений и в настоящее время не имеют ни одного сколько-нибудь авторитетного сторонника». «Перекрестное сопоставление исторических сведений из грузинских, армянских, византийских, латинских, арабских, русских (летописных) источников не оставляло сомнения в том, что под названием осов (осетин), асов, ясов, языгов, алан скрывался один и тот же народ» (В. И. Абаев. «Осетинский язык и фольклор», 1949 г.). «Конференция ИИМК АН СССР 1952 г. по вопросам скифо-сарматской археологии подвела итог всему ранее сделанному в науке о скифах». «Дальнейшее развитие получила на конференции точка зрения об иранской принадлежности скифского языка, к которой склонялись еще в XIX в. такие видные ученые, как Мюлленхоф. Окончательное утверждение этой точки зрения – крупное достижение советских лингвистов. Большая заслуга здесь принадлежит В. И. Абаеву» (А. И. Мелюкова. «Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время», серия «Археология СССР»). «…осетинский народ, по мнению крупнейших западных исследователей, представляет собой своеобразный этнический осколок, в языке и культуре которого проглядывают важнейшие характеристики раскинувшегося некогда от Скифии до Индии и границ Китая могущественного конгломерата северо-иранских (по И. М. Оранскому – восточно-иранских, скифских) племен» (АИК, с. 19). Историография проблемы происхождения осетинского народа достаточно подробно и ясно изложена в книге известного источниковеда Ю. С. Гаглоева «Аланы и вопросы этногенеза осетин», к которой мы и отсылаем читателя. Впервые (в самом конце XVIII в.) гипотезу аланского происхождения осетин выдвинул польский писатель, ученый и путешественник Ян Потоцкий (автор знаменитого романа «Рукопись, найденная в Сарагосе»). Позже эта точка зрения (как и мнение об ираноязычии скифов и алан) была поддержана Клапротом, Мюлленхофом, Миллером, Кулаковским, Фасмером, Згустой, Гимбутас, Неметом, Мункачи, Дюмезилем, Литвинским, Бейли, и многими другими знаменитыми, известными и малоизвестными специалистами, как и всей мировой наукой. В XIX в. ученые постепенно увеличивали список «скифо-сарматских» слов, в основном имен, находя им объяснения на основе осетинского, древнеиранского, согдийского, персидского, авестийского и других иранских языков, а также и древнеиндийского. Часть этих имен сохранилась в письменных источниках, но больше было обнаруженных на надгробных плитах и принадлежавших, как стали считать исследователи, варварам, жителям греческих городов-колоний. Если имя не греческое и находит приемлемое (и даже неприемлемое) объяснение на основе иранских языков – значит, оно скифское или сарматское; такова была точка зрения лингвистов-этимологов. Возражения некоторых ученых, например, проф. Г. Юргевича, что это еще ни о чем не говорит, так как в этих городах проживало много ираноязычных выходцев из Средней Азии, Ирана и Малой Азии - торговцев, солдат и ремесленников (персов, хорезмийцев, евреев и т. д.), в расчет не принимались. Кроме того, хорошо известно, что на волне археологического бума во второй половине XIX века в Одессе действовало несколько мастерских, поточным методом изготовляя «скифо-сарматские» ювелирные изделия и надгробья с надписями - это было весьма прибыльным занятием. Количество научных работ, в которых признавалось или доказывалось мнение об иранстве скифо-сарматских племен, постепенно возрастало. Вскоре гипотеза приобрела вид теории, а к середине ХХ в. стала общепризнанной и неприкосновенной; возражать против нее, не рискуя испортить свою научную репутацию, никто не осмеливался. Но, вполне возможно, что она так и осталась бы всего лишь одной из многих, если бы не появление, не побоюсь этого слова, личности феноменальной – Василия Ивановича Абаева (в моих глазах он уже несколько десятилетий остается человеком-загадкой). Лучший ученик Н. Я. Марра, наделенный трудолюбием и талантом. Когда началась борьба с «марризмом», проявил большое мужество, не приняв участия в кампании осуждения своего учителя и так же стойко выдержал нападки, направленные против него, как «марриста». Говорят, в поданном И. В. Сталину и составленном в алфавитном порядке списке научных деятелей, подлежащих аресту, его фамилия шла первой. Однако великий диктатор не только вычеркнул ее из списка, но и велел перевести В. И. Абаева из Ленинграда в Москву на более высокую должность (заместителем директора института) – как полагают, потому, что Сталину понравились его работы. Возможно, и так. Но нельзя исключать и другое: Сталин (по отцу - осетин) просто решил поощрить талантливого соплеменника. В. И. Абаев обладал огромной научной эрудицией, прекрасно владел пером, знал несколько языков, переводил «Авесту». Автор множества работ по языкознанию, литературоведению и фольклористике, и четырехтомного «Историко-этимологического словаря осетинского языка». Ученые, которые заложили основы теории иранства скифо-сарматских племен (язык и культуру которых, по их мнению, сохранили осетины), будучи людьми со стороны, не могли вполне уверенно оперировать всеми имеющимися материалами. Поэтому именно от В. И. Абаева зависело, выживет она или нет. Являясь ирановедом высокого уровня, специалистом по древним языкам, прекрасно зная осетинский язык и культуру, как и всю имеющуюся литературу по теме, он мог поддержать эту теорию - или опровергнуть. В. И. Абаев избрал первое, и сделал все, что было в его силах, для утверждения мнения о ее соответствии требованиям строгой науки, встретив полное сочувствие и поддержку в академических кругах - как в СССР, так и за рубежом. Но ирония судьбы заключается в том, что именно он (невольно, конечно) выявил огромное количество фактов, полностью опровергающих принадлежность скифо-сарматских племен к иранскому миру и происхождение от них современных осетин. Сам В. И. Абаев об этом ничего не сказал, а другие иранисты ничего не заметили. Или не читали его труды. Или не пожелали сделать обобщения и выводы. Скифо-сарматские имена и этнонимы и их объяснения на основе иранских языков свел вместе еще Макс Фасмер (1923 г.); наиболее удачные из них были собраны и дополнены В. И. Абаевым в его известной работе «Скифо-аланские этюды» (1949 г.), которая и стала считаться одним из основных доказательств ираноязычности этих народов. Интересно, что в этом списке есть множество имен, принадлежавших неизвестно кому, а также – имена правителей тюрков, грузин, и т. д., и отсутствуют многие имена и термины, принадлежность которых скифам удостоверена Геродотом и другими античными авторами; но никто не обратил внимания на это немаловажное обстоятельство (как и на прочие). Только недавно этот пробел восполнила работа Г. И. Дремина (см. ниже). *** Но перед историками, которые постарались обосновать гипотезу, утверждающую иранство скифо-сарматских племен, встала и другая проблема: если скифо-сармато-саки были ираноязычными, то откуда и когда в средневековой Европе появились тюрки (гунны, авары, половцы, печенеги и пр., и пр.), принявшие активное участие во многих великих и малых событиях на континенте? Ученые справились и с этой задачей: они подвергли тюрков научной опале и сослали начало их истории подальше на восток, так далеко, что даже сами не знали (и не знают до сих пор), куда, а затем им пришлось сочинять и внедрять в сознание научных работников и рядовых читателей теорию о поочередном приходе тюркских племен из Центральной Азии, на протяжении 1000 лет. Первыми на правобережье Волги появляются гунны, и с их появлением весь «могущественный конгломерат» североиранцев на всем пространстве Великой степи внезапно исчезает. «В 80-е годы в официальное советское издание – учебник «Истории СССР с древнейших времен до конца ХVIII в.» было включено следующее концептуальное положение: «Прежнее индоевропейское ираноязычное население степей (скифы, сарматы, саки и др.) было оттеснено и утратило самобытность. Из огромного массива этих племен уцелели только таджики и осетины. Наибольшая заслуга в том, что такой вывод стал достоянием советской науки, принадлежит патриарху отечественной иранистики В. И. Абаеву» (АИК, с. 19). Но при этом нет ни одной научной работы, посвященной исследованию столь грандиозного события; сарматологи и тюркологи кратко говорят о том, что это случилось – и больше к данному вопросу не возвращаются: как бы подразумевается, что североиранцы были ассимилированы тюрками. Нигде в мире, ни в какой другой части света не отмечено ничего подобного этому необъяснимому и полному исчезновению сотен тысяч (или даже нескольких миллионов) человек, занимавших громадную территорию. Вот как, например, видится история «североиранских кочевников» одному из крупных представителей академической науки, археологу В. А. Кузнецову: «Осетинский народ, его история и культура – явление уникальное в истории нашего отечества. Осетины и маленькое горное племя ягнобцев в теснинах Памира представляют собой чудом сохранившиеся осколки некогда огромного массива племен, говоривших на различных языках и диалектах североиранской языковой семьи и вошедших в древние письменные источники под именами скифов, савроматов, сарматов, саков, массагетов и т. д. Этот ныне исчезнувший мир северных иранцев, иногда именуемый туранским (а обитаемая ими территория – Туран), занимал в течение примерно полутора тысяч лет огромное пространство равнин и степей от Окса и Яксарта на востоке до Дуная на западе (выделено нами. – М. Дж.) и включал в себя как оседло-земледельческие, так и кочевые племена. Он создал яркую и самобытную культуру и внес свой вклад в культурное развитие человечества. Древнее иранство безраздельно господствовало в степях Евразии до эпохи «Великого переселения народов», начавшейся в III в. н. э. движением германского племени готов в степи Северного Причерноморья и Крым. Гуннское нашествие, обрушившееся на этот раз с востока в конце IV в., и последовавшие за гуннами новые волны пришедших в движение азиатских кочевников разметали иранцев. Началась эпоха господства кочевников тюркоязычных – гуннов, аваров, болгар, хазар, печенегов, половцев. Земли древних иранцев неуклонно сокращались подобно шагреневой коже, их остатки были оттеснены на периферию, к горным хребтам и труднодоступным ущельям» (Кузнецов, 1993, с. 3). Описания этих событий в работах медиевистов одинаковы, вплоть до полной неотличимости. Настораживает в них и обилие поэтизмов – верный признак отсутствия у ясных представлений о ходе событий (в данном случае - «осколки», «обрушившееся», «волны», «разметали», «подобно шагреневой коже»). Предполагаемый историками тотальный процесс тюркизации многочисленных североиранских племен Северной Евразии, начавшийся после тотального же исхода тюрков с Дальнего Востока почему-то не коснулся только одного из сарматских племен - аланов. Причем в академических трудах говорится, что аланы жили вместе с гуннами, болгарами, половцами, участвовали в их походах и т. п., каким-то образом сохраняя свой иранский язык; но выяснить причины их особой сопротивляемости процессу тюркизации никто не пытался. Сумев ассимилировать на весьма обширной территории от Сунжи до Лабы местное население, аланы создали на Кавказе сильное государство, сыгравшее видную роль в истории не только этого региона. Кавказские аланы (асы) были весьма активны на международной арене, участвуя в конфликтах Византии, Ирана, Хазарии, Грузии, Армении. В конце первого тысячелетия, в результате контактов с византийцами, они приняли христианство. Наибольшего могущества Алания достигла в годы правления царя Дургулеля Великого. Успешное развитие этого государства было прервано «татаро-монголами», столкнувшимися во время своего первого (разведывательного, как считается) похода на Кавказ с объединенными силами алан и кипчаков. По рассказу арабского историка Ибн-ал-Асира, первый день сражения закончился безрезультатно. Татаро-монголы пошли на хитрость: ночью они прислали богатые дары кипчакам, и, упирая на родство с ними, предложили покинуть поле боя. Кипчаки ушли в свои кочевья, а оставшиеся без союзников аланы потерпели поражение. Затем монголы напали на половцев, разбили и ограбили их. Кипчаки, которые жили вдали, услышав об этом разгроме, бежали - кто в плавни, кто в страну русских, кто в горы. По мнению многих историков, речь идет о горах Кавказа; после ухода монголов эти воины-кипчаки ассимилировали в горах часть алано-осетин, чем и положили начало этногенезу карачаево-балкарцев. Татаро-монголы дотла разорили равнинную часть Алании, вошедшей позже в состав новой державы – Золотой Орды. Через полтора столетия страну постигло другое бедствие – нашествие войск среднеазиатского эмира Тамерлана. И, если татаро-монголы ограничились только временной оккупацией предгорий Алании, то воины Тимура основательно прочесали и ее ущелья – от Карачая до Дигории. Опустевшую равнинную часть страны спустя некоторое время заняли кабардинцы, продвинувшиеся из Причерноморья на восток. Так, по мнению науки, сложилась, в основных чертах, современная этническая карта западной части Северного Кавказа.
Асхан: ВЕЛИКАЯ СТЕПЬ В ЭПОХУ БРОНЗЫ Прежде чем перейти к основной теме, нам следует рассказать о том, какой предстала этническая история тюркских народов в результате принятия академической наукой решения, согласно которому их прародина находилась где-то на Дальнем Востоке. Сделаем краткий обзор археологических культур бронзового века на всем пространстве Великой степи, начиная с древнеямной (по книге Д. А. Авдусина «Основы археологии»). Эта культурно-историческая общность (КИО) занимала огромную территорию – от Южного Приаралья до Балкано-Дунайской области. Насчитывают 9 ее вариантов. Ямникам же принадлежат древнейшие на территории СССР курганы, имелись поселения, некоторые были большими и укрепленными. «Оборонительные сооружения Михайловки состояли из каменных стен высотой до трех метров и рвов. Внутри ограды стояли глинобитные дома на каменном цоколе, но известны и полуземлянки». «Местная металлургия подтверждается находками металлургических молотов и, что особенно важно, сопел, говорящих о существовании на поселении плавильных горнов». Датируются поселения концом III – началом II тыс. до н. э. Хозяйство было скотоводчески-земледельческим. «Эпоха древнеямной общности положила начало широкому освоению степной полосы, что стало возможным с развитием скотоводства. Степь открывала возможности общения человеческих коллективов и широкого распространения всех культурных явлений». Одновременно с древнеямной, во второй половине III тысячелетия до н. э., на юге возникает майкопская культура (названная по кургану, раскопанному в г. Майкопе). Она занимала территорию от Прикубанья до Дагестана и представлена курганами с большими могильными ямами и поселениями. На позднем этапе под курганами возводились дольмены из огромных каменных плит. В хозяйстве майкопцев сочетались скотоводство и земледелие. Выплавлялись предметы из мышьяковистой бронзы. Очень богатым оказался инвентарь Майкопского кургана – золотые бляшки, серебряные трубки, золотые и серебряные сосуды, некоторые с изображениями, медные инструменты и оружие. Курган считается погребением родового вождя. На рубеже III и II тыс. до н. э. майкопскую культуру сменяет северокавказская, занимая территорию от Черного моря до Кабардино-Балкарии. Хозяйство – скотоводческо-земледельческое. В XI в. до н. э. возникла кобанская культура (генетически связанная с северокавказской), занимающая территорию Чечено-Ингушетии, Северной Осетии и Кабардино-Балкарии. Просуществовала она 6-7 столетий, заходя и в железный век. «Металлургия кобанской бронзы – одна из лучших на территории СССР. К концу существования этой культуры некоторые бронзовые предметы инкрустированы новым дорогим металлом – железом. Главным занятием было овцеводство. Для верховой езды широко использовалась лошадь» (Авдусин, с. 102-108). Затем древних ямников стала теснить иная культурно-историческая общность – катакомбная (2000-1600 гг. до н. э.). Вопрос о ее происхождении неясен; вполне может оказаться, что это просто смена обряда погребения в результате изменения религиозных представлений и характера производства. Есть скотоводство и земледелие, строятся поселения. Налажено литейное производство, много металлических изделий. В следующие полтысячелетия в Поволжье развивается еще одна КИО – срубная. Срубники проникают далеко на запад, перейдя низовья Днепра и Буга, на севере они доходят до Камы, на юге до Азовского моря. Их жилища – полуземлянки, внутри укрепленные бревнами, достигали значительных размеров, до 150 кв. м. Особенно важно, что металлургия развивается успешно. «Степные племена получают теперь металл не с Кавказа (как племена катакомбников. – М. Дж.), а с Урала, из Средней Азии, Казахстана». Вместо мышьяковистой бронзы появляется медно-оловянистая. Происходит специализация бронзолитейщиков. Полагают, что срубники происходят от поздних древнеямников. Есть основания думать, «что между срубной и скифской культурами нет принципиальной грани. Не исключено, что потомки срубных племен стали местной основой последующей скифской культуры». Следовательно, социально-экономическое развитие населения восточно-европейских степей шло последовательно, обширные торговые и культурные связи у него были еще 3-4 тыс. лет назад – от Казахстана до Балкан. От древнеямной производят и абашевскую культуру, три варианта которой занимали территорию от Дона до Южного Приуралья (вторая половина II тыс. до н. э.). Она изучена в основном по курганам. У абашевских племен существовала металлургия. Преобладало скотоводство, меньше было развито земледелие. Сейминско-турбинская культура (вторая четверть II тыс. до н. э.) названа по могильнику у ст. Сейма близ г. Горького, простиралась до Омска. Считают, что сейминско-турбинские племена были коневодческими, найденные «предметы вооружения свидетельствуют о воинском характере погребений». Металлургия высокоразвитая, близкая к алтайской. В сейминско-турбинских могильниках выделяют несколько абашевских погребений, что позволяет Д. А. Авдусину сделать провидческое предположение: «…очевидно, абашевцам было разрешено хоронить своих мертвых на этих кладбищах, чего не разрешалось другим племенам» (Авдусин, с. 136). Крайне интересно то, что сообщается о судьбе сеймино-турбинцев, «центром происхождения которых называют Саяны и Алтай, откуда они стремительно несколькими группами двинулись на запад». (Далее речь идет словно бы о гуннах, спустя полтора тысячелетия точно так же стремительно мчавшихся, но в обраную сторону - к Уралу и Волге). «За сравнительно короткий срок был пройден путь в 4000 км (откуда это известно? – М. Дж.), чему, как думают, способствовало использование коня как верхового животного. Продвижение было вооруженным, местное население относилось к пришельцам как к ненавистным врагам». «Только с абашевскими племенами у сейминцев, как сказано выше, сложились добрососедские, может быть, даже союзнические отношения». (Считается, что гунны, прискакав с Селенги на Урал, тоже подружились с местными угро-финскими племенами). «Преодолев Уральские горы, сейминско-турбинские племена вторглись в среду местных племен, но просуществовали недолго: период их активности укладывается в одно-два столетия. Видимо, пришельцы были немногочисленными. Часть воинов, вероятно, погибла в боях, остальная часть была ассимилирована. Уже вскоре (? – М. Дж.) после их исчезновения по всей Северной Евразии начинается отливка копий, кельтов, чеканов и других вещей сеймино-турбинских типов. На востоке ареала появляются изогнутые ножи-кинжалы с фигурными навершиями. Сходные формы оружия распространяются до Китая» (Авдусин, с. 136). Но почему эти вещи не распространились до Атлантики, если «сеймино-турбинцы» шли на запад? Получается, что люди двигались в одну сторону, а предметы, созданные их потомками – в другую. Так, может быть, и сеймино-турбинцы не мчались сломя голову 4000 км, а двигались с запада на восток, медленно и спокойно, как и все переселенцы? Одновременно со срубниками развивалась андроновская КИО, распространяясь от Урала до Енисея и от тайги до Тянь-Шаня и Средней Азии. В поймах рек располагались поселения. Имелись крупные жилища, как наземные, так и полуземляночные. Основа хозяйства – скотоводство. И, самое важное: «Андроновская металлургия основывалась на рудных месторождениях Урала, Средней Азии, Казахстана, Алтая. На огромных пространствах от Енисея до Днепра металл однообразен. Андроновцы были племенами металлургов, использовавшими ряд рудников, в том числе Еленовский в Казахстане. На востоке территории, занятой андроновскими племенами, располагались крупнейшие оловянные рудники, откуда на запад шли медно-оловянные бронзы. Для добычи руды применялись глубокие подземные выработки. Добывалось и золото». (Выражение «племена металлургов» мы ни понять, ни принять не можем, поскольку в нашем представлении развитие металлургии неразрывно связано с возникновением и деятельностью государства, как, скажем, и письменность; только государство способно организовать опасный труд по добыче и переработке металлов – превратить в рудокопов рабов, преступников и пленников, организовать обучение мастеров и т. д.). Андроновцы проникают далеко на юг, где в дельте Аму-Дарьи находят поселения одного из вариантов их культуры – тазабагъябской. Скотоводство сохраняется, но есть и поливное земледелие. Тазабагъябцы, пришедшие с севера, ассимилировали шедших с юга суярганцев, основным занятием которых было земледелие. На восток от андроновцев, в верховьях Енисея и степях Алтая, складывается еще одна археологическая культура бронзового века – афанасьевская. Преобладало скотоводство, разводились все основные виды животных, в том числе и лошади. Развивалась цветная металлургия, известны места выработок медной руды. Имеются серебряные и золотые вещи, под Минусинском найден железный браслет из метеоритного железа. Все перечисленные культуры имели сходство между собой как в погребальном обряде, так и в конструкциях жилищ, керамике, бронзовых изделиях, в способах хозяйствования. Концом II – началом I тысячелетия датируется время карасукской культуры (по реке Карасук под Абаканом). Главным их занятием являлось скотоводство, в основном разведение овец. Найдено большое количество карасукских бронзовых предметов. Было и земледелие.
Асхан: ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕК В АЗИИ Все эти археологические культуры Великой Степи, которые являлись то ли ответвлениями одной культуры (вероятно, древнеямной), то ли сменяли и вытесняли друг друга, были созданы европеоидными племенами, и только в карасукскую эпоху (может быть, и раньше) началось их смешение с монголоидами, расселявшимися с востока. Карасукцев считают потомками андроновцев и афанасьевцев, уже имевшими монголоидную примесь. Общность культур, созданных ими, сказывается и в железном веке: «Культуры скифо-сибирского типа складываются в VIII-VII вв. до н. э. в степной полосе от Дуная до Китая и характеризуются сходным хозяйством – кочевым скотоводством, с переходом к которому эти отличные друг от друга, непохожие племена приобрели многие общие черты, свойственные кочевым общинам независимо от места их обитания, особенностей хозяйственной и социальной жизни. Их жилищами часто служили легкие переносные шатры или целые вереницы крытых повозок» (Авдусин, с. 183). Но трудно верить утверждениям археологов, что у этносов, знавших земледелие, скотоводство, добычу металлов, возводивших огромные курганы, изготовлявших прекрасные образцы оружия и орудий, тысячелетиями сохранялся родовой строй Из текста неясно, прогрессировали эти племена, или, наоборот, деградировали. Неясно также, какими чертами отличались эти прежде неизвестно чем непохожие племена, да еще и независимо от места обитания, хозяйства и социальной жизни. Жили оседло, знали земледелие, металлургию и скотоводство, и как раз тогда, когда весь мир стал осваивать железо, вдруг стали кочевниками. Можно было бы подумать, что произошла узкая специализация: одни продолжали плавить металл, другие сеять зерно, третьи стали пастухами. Но об этом ничего не сказано - все вдруг и разом превратились в кочевников. «В перекочевках племена часто встречались, что обусловливало обмен культурными достижениями». В Казахстане на грани перехода к железу возникают курганы Тагискена. В древнейших из них (IX-VIII вв. до н. э.), были захоронены, как сказано, родовые вожди; под курганами находились мавзолеи из сырцового кирпича, с прилегающими погребальными постройками для приближенных и родственников, и богатым инвентарем (сколько же человек насчитывалось в этих родах и какие такие приближенные были у их вождей?). Предметы и оружие орнаментированы в зверином стиле. В Северном Казахстане распространилась Тасмолинская культура, также представленная курганами. Население находилось на стадии военной демократии, занималось кочевым скотоводством. Тасмолинцев считают потомками андроновцев; как и тагискенцы, они были европеоидами. К югу от Сырдарьи жили массагеты, тоже кочевники-скотоводы, о которых Геродот писал, что они по одежде и образу жизни похожи на скифов. В Амударьинском кладе (Таджикистан) было найдено несколько пластинок с однотипными изображениями человека, «будто бы сошедшим с кульобской вазы»: «Человек бородат, на нем рубаха, колпак, пояс и меч скифского типа». Металлургия развивалась в Южной Туркмении. В середине I тыс. до н. э. в Средней Азии возникают города и первые государства – Хорезм, Согд, Бактрия, Маргиана, Парфия (Авдусин, с. 214-216). Существенный прогресс достигается и в саяно-алтайском регионе, где еще в VIII в. до н. э. возникает и пять сотен лет развивается тагарская культура, близкая скифской «по формам хозяйства, что отразилось в сходстве многих вещей, и в искусстве» (с чего бы это?). Много бронзовых вещей, состав металла становится лучше. Развивается земледелие, причем пахотное. Было развито прядение и ткачество. Тагарцы умели делать срубные жилища. По своему облику они были европеоидами, потомками афанасьевцев. Ими сооружались огромные курганы, например, Салбык – высотой в 11 метров и поперечником в полкилометра. «В нем погребен старик-вождь («царь») с убитыми рабами». «Под курганной насыпью открылось огромное сооружение из каменных глыб; ограда имела размеры 70х70 м при высоте до 6 м. Некоторые плиты для ограды были привезены с берегов Енисея за 75 км». «За огромные размеры и пышный погребальный обряд курганы Салбыкской долины называют царскими. Они свидетельствуют о далеко зашедшем обособлении племенной верхушки». Всем археологам мира известен курган Аржан в Туве, в котором под каменной насыпью найдена сложная система срубов. В кургане были похоронены «межплеменной вождь», а также сопровождавшие его в мир иной жена, приближенные и кони. От центра расходилось 70 радиальных срубов. Всего погребено 17 человек и более 160 коней. Пол нескольких камер был выстлан соболиными шкурками. «Жертвенных коней больше только в одном из скифских курганов, возле Ульского аула на Кубани, где их около 500. Но ни в одном скифском кургане не было столь большого числа сопровождавших покойника лиц». В Аржанском кургане было много и дорогих вещей. (Но какому роду-племени было бы под силу возвести такие сооружения?). Еще один район развития скифо-сибирской культуры – Горный Алтай. В Пазырыкских курганах под мощными насыпями находились срубы, увешанные войлочными коврами с изображениями птиц и зверей. В условиях вечной мерзлоты сохранилась и одежда – полотняные рубахи, меховая верхняя одежда, сапожки, пояса, шапки – и все было украшено золотым шитьем и нашивками. Есть зеркала и музыкальные инструменты. В каждом кургане – от 15 до 20 погребений лошадей, близких среднеазиатской породе. Все снаряжение украшено аппликациями и золотыми нашивками, некоторые попоны сделаны из привозных иранских тканей. Объяснение всей этой роскоши дается очень странное: «Вероятно, на погребение вождя собирались приношения от отдельных родов или патриархальных семей. Пазырыкские курганы свидетельствуют о значительном накоплении богатств у родовых вождей скотоводческих племен Алтая» (Авдусин, с. 178-185). Откуда у «родовых вождей» и «патриархальных семей» могли появиться такие богатства, каких, вероятно, не было у многих властителей государств? Может быть, следует говорить о царствах и царях? Отметим несоответствие: в глубокой древности племена, населявшие Алтай, выглядят весьма развитыми, их вожди утопают в роскоши, а через тысячу лет из того же региона в Европу приходят племена, которые, если верить современным историкам, жили родовым строем и ни о какой роскоши и понятия не имели (см. ниже). Но пусть даже так, имелись у родовых вождей немалые богатства, строили эти племена огромные и сложно устроенные курганы и пр. И тут вмешались хунну (по мнению историков - предки европейских гуннов; кажется, впервые эту мысль выдвинул французский ученый Дегинь, в XVIII в.), исконные земли и «укрепленные и неукрепленные ремесленно-хлебопашеские поселения» которых лежали в Центральной Азии; племена их были частью оседлые, частью кочевники-коневоды. «Хунну в Азии в отличие от гуннов в Европе считались наиболее культурными среди всех кочевников. В их культуре содержатся основы предметных комплексов всех средневековых кочевых народов». Хунну «покорили тюркоязычные племена гяньгуней», напали на Китай, а затем вторглись и в Южную Сибирь, из-за чего прервался процесс классообразования у тагарцев. Часть тагарцев хунну выселили на север, а на их место поселили гяньгуней. «Антропологический облик тагарцев, смешавшихся с гяньгунями, становится монголоидным (нередкий пример ясновидения ученых. – М. Дж.). Социальный строй хунну развивается от родоплеменного до военной демократии». «Культура хунну имеет скифо-сарматский облик». Тут возникает целый ряд вопросов. Как и зачем хунну переселили только часть тагарцев, зачем водворили вместо них загадочных гяньгуней и откуда известно, что они были тюркоязычными? И кто такие сами хунну – тюрки, тунгусы, маньчжуры, монголы? И когда их культура успела приобрести скифо-сарматский облик – те ведь жили за тридевять земель, далеко на западе? В результате смешения с тагарцами? А какой облик культура хунну имела до этого? Потом часть хунну, разбитых китайцами, отступила в СреднююАзию, но там их также постигли неудачи. Под натиском племен тоба они ушли к Приаралью, где смешались с аборигенами, в результате чего возник новый народ - гунны. С них, по мнению специалистов, и начинается история тюркских народов в Европе. «Гунны кочевали в степях, а во второй половине IV в. их основная масса двинулась из Приуралья на запад. В ходе передвижений эти племена менялись этнически, менялась и их материальная культура» (Авдусин, с. 178-188). Такому зрению и прозрению остается только позавидовать, поскольку нигде и никем эти передвижения, смешения и изменения описаны не были. С I по V вв. н. э. на Енисее сложилась Таштыкская культура. Население было смешанным, встречались и монголоиды, и европеоиды. Хозяйство – скотоводческо-земледельческое. Все виды оружия и орудий сделаны из железа. Много привозных предметов. Стали возникать первые государства. «Тюрки Центральной Азии и Алтая появились в VII в. (неужто материализовались из воздуха? – М. Дж.). С ними распространилась так называемая руническая письменность». Они создали Тюркский каганат, центр которого находился в Монголии. Государство имело торговые, культурные и экономические связи с Византией, Ираном и Китаем, контролировало Великий шелковый путь на огромном протяжении. Основу экономики каганата составляли скотоводство и пашенное земледелие. «Производство железа засвидетельствовано как большим количеством находимых железных изделий, так и раскопанными домницами». Некоторые представители знати владели несколькими тысячами коней. (Так, может быть, громадные курганы - Салбык, Аржан и др. сооружали не мифические родовые старейшины, а древние тюрки и и их соплеменники, уже в эпоху каганата?). После падения в середине VIII в. Тюркской державы ведущая роль в Южной Сибири перешла к государству уйгуров, хозяйство которого в основном базировалось на плужном земледелии. Одновременно с Тюркским каганатом на Енисее сложилось государство кыргызов (VI-XIII вв.). «В восьмом веке на Верхнем Енисее возникают крупные городские центры с монументальной застройкой». «Государство кыргызов пало в XIII в. под ударами монголов. Страна была разорена и в своем развитии отброшена назад. В XV в. на Саяно-Алтайском нагорье жило сравнительно малочисленное население в мелких феодальных улусах». Получается, что монголы создали мировую империю, после скорого крушения которой ни один народ в этом регионе о своем государстве уже не помышлял. ХУННУ Остановимся на истории хунну в Азии, какой она представлена в академической науке. Известный археолог А. П. Смирнов, опираясь на сведения китайских летописей, пишет: «Мощное объединение кочевых племен, обитавших на территории Северного Китая и Монголии и известных под именем хунну, издавна (с IХ в. до н. э.) тревожило Китайскую империю. Хунну (гунны) были скотоводами-кочевниками, не имевшими «ни городов, ни оседлости, ни письменности» (ср. с тем, что говорил о них Д. А. Авдусин). «Начиная с владетелей, все питаются мясом домашнего скота, одеваются кожами его, прикрываются шерстяным и меховым одеянием. Сильные едят жирное и лучшее, устаревшие питаются остатками после них. Молодых и крепких уважают, устаревших и слабых мало почитают», - так писали китайские летописцы о своих северных соседях». Следовательно, речь идет о весьма примитивном народе, находящемся чуть ли не на уровне пещерных людей, но почему-то сумевшем создать «мощное объединение». На основе чего? «Кочевого скотоводства»? Не имея ни централизованного руководства, ни столицы, ни письменности, не вынуждаясь к объединению ничем, никакими социально-экономическими причинами, однако уже с IХ в. до н. э. способное тревожить пределы Китайской империи. Затем сообщается: «Но у каждого уже был определенный участок земли. «Могущие владеть луком все поступают в латную конницу…». Зачем каждому кочевнику свой участок земли и откуда у дикарей, одетых в шкуры, взялась латная конница? Автор то ли совершенно не обращал внимания на время, то ли считал хунну абсолютно неспособными к развитию. Начав с утверждения, что уже в IХ в. до н. э. (т. е. еще до легендарного основания Рима) этот народ воюет с Китайской империей, историк говорит, что социальный строй хунну нисколько не прогрессировал на протяжении семи веков! «На рубеже нашей эры хунну находились на стадии разложения родо-племенного строя, когда родо-племенные отношения прикрывали уже нарождавшиеся в хуннской среде классовые противоречия. Ко II в. до н. э. эти противоречия стали столь заметны, что хуннская племенная аристократия вынуждена была признать необходимость единой крепкой центральной власти. Власть была захвачена сильным, умным и деятельным Модэ. Молодая держава Модэ стала опасным и грозным противником всех сопредельных с нею стран и народов. История хунну этого времени – это ряд сокрушительных нашествий на соседей и особенно на наиболее богатого из них – Китай. Немало сил и золота пришлось истратить Поднебесной империи, прежде чем она смогла справиться с мощным напором северных «варваров» (История СССР, с. 322-333). Удивительно и то, что А. П. Смирнов говорил далее: «Среди массы рядовых могил под едва заметными холмиками попадаются огромные курганы, сложенные из камней. Эти богатые курганы принадлежат хуннской знати и ханам (шаньюям). Наиболее известен могильник Ноин-ула, расположенный в Монголии, недалеко от Улан-Батора». «Имущественная дифференциация хунну, судя по могильникам, настолько выразительна, что неизбежно наводит на мысль о далеко зашедшей классовой дифференциации. Однако у них, как и у большинства кочевых народов (скифов, массагетов и др.) очень долго сохранялись внешние родовые формы общественных отношений. Хунну широко пользовались трудом рабов-военнопленных (правда, только в домашнем хозяйстве). Многие из захваченных в далеких походах военнопленных становились зависимыми от богачей земледельцами и ремесленниками». Каким образом государство и царская власть, далеко зашедшая классовая дифференциация, рабовладение, ремесло и земледелие могли совмещаться с «внешними формами» родовых отношений, археолог почему-то не объясняет. И чем же закончилась история этой «скотоводческо-охотничьей» державы? «В середине I в. до н. э. государство хунну распалось на две части – северную и южную. Южные хунну остались на месте, а северные постепенно отошли на запад – в Семиречье». Почему они покинули родные места и отправились так далеко, автор не говорит. «Там часть из них и осела, образовав небольшое владение Юебань, остальные двинулись в Приуралье» (История СССР, с. 334). Где обитали в предписьменные времена предки современных тюрков, никому не известно. Одни исследователи утверждают, что в нынешней Монголии, другие указывают на Алтай, третьи - на Северный Китай. По мнению Л. Н. Гумилева, на южной окраине пустыни Гоби жили племена хяньюнь и хунюй, которые под натиском китайской империи Чжоу перешли на север и слились «с аборигенами, имевшими уже развитую и богатую культуру», именуемую в науке «культурой плиточных могил». Имя этого народа не сохранилось, но «…нет сомнений в том, - писал ученый, - что этот этнос, наряду с переселенцами с юга, был компонентом этноса хунну, или хуннов, относящихся к палеосибирскому типу монголоидной расы». Почему загадочные хяньюнь и хунюй должны считаться наиболее ранними тюрками – неизвестно; вероятно, потому, что назначить на эту роль на Дальнем Востоке больше некого. Официальная наука считает, что громадную территорию Великой степи в древности населяли так называемые североиранские кочевые племена – усуни, массагеты, саки, сарматы, скифы, аланы и пр. На юге от них располагались древние государства, созданные иранцами же, но оседлыми – согдийцами, хорезмийцами, персами; одним словом, существовал огромный иранский мир от Байкала до Дуная и от Урала до Персидского залива. Хунну, выходит, жили между двумя массивами – иранским и китайским, испытывая сильное влияние могучих соседей (Гумилев, 1993, с. 85). На первых порах хунну подчинились сяньбийцам (древним монголам); позже с запада пришли ираноязычные согдийцы (юечжи) и обложили хунну данью. Затем у них появился великий вождь Модэ, при котором хунну разгромили монголов, отвоевали у китайцев Ордос, оттеснили согдийцев и покорили саянских динлинов и кипчаков. Родилась мощная держава Хунну (во II веке до н. э.). Но все это - только предположения, так как, по словам самого же Л. Н. Гумилева, «связная история народов Великой Степи может быть изложена начиная с III в. до н. э., когда безымянные племена Монголии были объединены хуннами, а полулегендарные скифы Причерноморья сменены сарматами». Часть хунну, разбитых сяньбийцами (протомонголами), подчинилась китайцам, часть слилась с победителями, третьи «смешались на Алтае с кипчаками и образовали этнос куманов-половцев». Четвертые, самые неукротимые и отважные, ушли на запад и достигли Волги и Нижнего Дона, войдя в соприкосновение с аланами. Тут начинаются чудеса, как и в работах всех академистов, посвященных истории кочевников. Сначала Л. Н. Гумилев никому не известным способом и неизвестно на основании чего вычислил, что ушло не более 20-30 тысяч воинов, не взяв с собой ни стариков, ни женщин, ни детей. За три года эти хунну прошли 2600 км, по 26 км ежедневно, учитывая зигзаги – вдвое больше. Почему они не могли остановиться до самого Урала или даже Волги, автор не говорит. Затем историк превращается не то в ясновидца, не то в очевидца: «К тому же приходилось вести арьергардные бои, в которых и погибли семьи уцелевших воинов. И уж, конечно, мертвых не хоронили, т. к. на пути следования хуннов «останков палеосибирского типа почти нигде найдено не было, за исключением Алтая». Тогда позвольте спросить – о чем речь? Откуда историкам известно, какими путями хунну продвигались именно к Уралу? На запад, по мнению Л. Н. Гумилева, ушли «пассионарные хунны, дорожившие такими абстрактными понятиями, как «независимость», «гордость подвигами предков», «свобода». Покинуть беззащитных отцов, матерей и детишек на произвол судьбы – это и есть гордость и любовь к свободе? И если пассионарность определяется ученым как способность рисковать и жертвовать жизнью во имя идей и идеалов, то разве она не должна была внушать этим хуннам отвагу и решимость сражаться насмерть? Получается, что самые смелые и самоотверженные бойцы бежали, не останавливаясь, до самого Приуралья. Кроме того, 20-30 тысяч конных воинов – это, по тем временам, войско не просто большое, а огромное; сколько же «пассионарных» бойцов было у сяньбийцев? И почему всю эту скачку с погоней спокойно наблюдали «североиранцы, исконные обитатели Великой степи»? Почему они так легко пропустили пришельцев? Допустим, что все происходило по Л. Н. Гумилеву: хунну – это тюрки из Центральной Азии, которые бежали на запад после поражения в 155 году, через три года достигли Дона, а через два-три века завоевали Европу. Но где следы их продвижения к Уралу и Волге? Их нет. Поэтому Л. Н. Гумилев и те исследователи, которые выводят гуннов из Азии, вынуждены опираться на предположения: хунну шли ускоренным маршем по 50 км в день, мертвых не хоронили – некогда, поскольку злые сяньбийцы гнались за ними по пятам не сто и не двести, а 5000 км. (Надо же было так озлобиться!). Сочиняя сию славную эпопею со скачками и погонями, специалисты не обращали никакого внимания ни на факты, ни на здравый смысл; степень загипнотизированности ученых своими фантазиями вызывает остолбенение. Например, по Л. Н. Гумилеву, гуннские воины бежали из Центральной Азии от сяньбийцев (протомонголов), целых три года не слезая с коней: «Хунны, спасшиеся от стрел и мечей сяньбийцев, оказались почти без женщин. Ведь редкая хуннка могла вынести 1000 дней в седле без отдыха» («Тысячелетие вокруг Каспия». М., 1993). У меня просто нет слов. А не-хуннка смогла бы? А смогли бы три года без отдыха скакать мужчины-хунны? А как выдержали бы такую скачку их лошади? Конечно, у хуннов могли быть превосходные кони, но 5000 км многовато и для автомобиля. Остается думать, что великий ученый никогда в жизни не садился на коня и даже не видел коней, кроме как в кино. По мнению, Л. Н. Гумилева, аланы встретили пришельцев недружелюбно, зато хунны подружились с предками хантов и манси – народом сибир. Откуда известно об этом? Ниоткуда. «Прямых сведений о хунно-сибирских контактах нет (как и косвенных. – М. Дж.), что само по себе говорит об отсутствии больших войн». Неужели за ближайшим пригорком сидели какие-то ушлые хронисты, следя за каждым шагом хуннов и сибиров, чтобы, как начнутся боевые действия, классическим слогом тут же описать их на пергаменте? Но, увы, «не бысть ничего»; стало быть, заключает Гумилев, царили мир и дружба народов. У хуннов женщин не было, пришлось им жениться на сибирках. Через двести лет, в результате этого смешения появился новый этнос, который ученые называют гуннами, чтобы отличать их от дальневосточных хунну. Пустившись в беспочвенные предположения, приходится продолжать. Хунну подружились с сибирами, и не поладили с аланами? Почему? Ответа на этот вопрос нет. Точно так же неизвестно, подружились хунну с сибирами на целых 2 века или на более короткий период, или никаких контактов между ними не было; тогда уж лучше было бы сказать: не знаем, чем громоздить одно предположение на другое. Но Л. Н. Гумилев считал свои, абсолютно ни на чем не основанные, построения достаточными для опровержения выводов Отто Менчен-Хелфена, который сомневался в тождестве языка хунну и гуннов, справедливо указывая на невозможность доказать их переход с Селенги на Волгу и отмечая несходство искусства тех и других (Гумилев, 1993, с. 100). Прав Михаил Жванецкий: «Когда нельзя, но очень хочется, то можно». Следование ложным теориям и концепциям обрекает даже выдающихся ученых обходиться предположениями и насиловать факты, неизбежно впадая при этом в неразрешимые противоречия. Итак, хунны, поженившись на сибирках, стали превращаться на Урале в новый и весьма страшный народ, готовясь форсировать Волгу, перекроить этническую карту всей Европы и прославиться в истории под именем гуннов.
Асхан: СКИФЫ Древнейшими обитателями Восточного Причерноморья считаются киммерийцы, затем главенство перешло к их родичам – причерноморским скифам, уступившим его, в свою очередь, сарматам, обитателям Подонья и Поволжья. Для характеристики быта и хозяйства скифо-сармато-сакских племен приведем данные из работы А. И. Мелюковой (в указанном выше томе серии «Археология СССР»). Скифо-сарматы поначалу вели пастушеский, кочевой образ жизни. Вся масса их племен и родов, по мнению ученых, в тот период круглый год находилась в непрерывном движении (так называемое «таборное кочевание»), не имея даже постоянных кладбищ. «Необходимые продукты питания и ремесленного труда они получали от соседей, главным образом военным путем, поскольку постоянно находились в состоянии войны-нашествия», - уверенно пишет автор. Кто были эти богатые и развитые соседи, постоянно снабжавшие продуктами питания и ремесленными изделиями шайки бродячих скифов-грабителей - неизвестно. Неизвестно, как мог целый народ всю жизнь пребывать в «состоянии войны-нашествия». Неизвестно, почему эти соседи были такими малодушными. Как думали античные авторы (которым ученые верят безоговорочно), скифы жили в кибитках, крытых войлоком и запряженных волами. Затем историки все же позволили скифам поумнеть, и заметить, пусть и с большим запозданием, что климат в Причерноморье весьма суровый; они перешли ко второй стадии кочевания, и у них появились границы кочевок и родовые кладбища. Изменилась и тактика ведения войн – на незлобивых соседей скифы уже не нападали «всей массой», а отправляли в набеги за пропитанием только отряды воинов. Началось и земледелие – но только у тех скифов, которые граничили с греческими городами-колониями. Часть года они проводили в поселках, а вторую, оставив свои семьи, пасли скот, который и являлся основным их богатством; в первую очередь - лошади, затем овцы и крупный рогатый скот. Кони были двух пород – сравнительно низкорослые, но быстрые и выносливые степные лошади, и узкомордые, тонконогие, близкие к ахал-текинским скакунам (эта великолепная порода почему-то сохранилась у туркменов, но не у иранцев). Заготовку кормов на зиму европейские кочевники не производили (удивительное до невероятия утверждение: чем же тогда их скот питался в это время года - впадал в зимнюю спячку?). «Скифы должны были иметь большие табуны лошадей, иначе нельзя объяснить наличие обширных гекатомб в ранних курганах Предкавказья, а также употребление частей конских туш в качестве заупокойной пищи. В рационе питания скифских кочевников, судя по свидетельствам античных авторов, большое место занимали не только мясо, но и продукты, изготовленные из кобыльего молока – кумыс и сыр-иппака». Считается, что «все скифы были конными стрелками», т. е. воинами. Но тогда непонятно, кто занимался пастьбой скота, гонял его на водопой, доил коров и овец, делал сыр, сбивал масло, обрабатывал шкуры, мастерил повозки и колеса для них (которые, наверняка, часто ломались), добывал и обрабатывал металл, и пр., и пр. Разделение труда и специализация, вероятно, существовали уже во времена первобытные (шаманы, охотники, собиратели, умельцы), здесь же речь идет о народе, стоящем на предгосударственной ступени развития, а умение ездить на коне никого еще воином не делает и не делало. До возникновения Каменского городища (в низовьях Днепра) основную массу оружия и других металлических изделий скифы, по мнению А. И. Мелюковой, получали от сородичей, жителей лесостепной полосы. Но затем у степных скифов начинается бурный рост именно металлургии, они снабжают себя всем необходимым сами, причем мастера умеют обогащать руду, отделяя ее от пустой породы. Развиваются и домашние промыслы. Уже в раннескифское время кузнецы лесостепи умели изготавливать сталь и знали несколько способов производства металлических изделий; развивалась у них и обработка цветных металлов. Большинство бронзовых предметов изготовлено при помощи литья. Сложной техникой и технологией пользовались при производстве изделий из кожи, в ткачестве (шерсть, лен, конопля). Сеяли пшеницу, рожь, просо, ячмень, гречиху, овес, бобовые – горох, чечевицу, нут, кормовые бобы. Урожай убирали серпами или косами (а вот сено почему-то не косили – если верить академистам). Зерно хранили в ямах и в больших глиняных сосудах. Еще до появления в Северном Причерноморье греческих колоний скифы торговали с греками, привозившими вино, глиняную посуду, металлические изделия, позже и предметы вооружения. В свою очередь Скифия снабжала Грецию зерном (которое, надо полагать, растили конные стрелки, в перерывах между сражениями), а также пушниной, медом, воском, рыбой, шкурами, скотом, рабами. Описывая реку Борисфен (Днепр), Геродот, например, говорит: «…вдоль него тянется превосходная пахотная земля или растет очень высокая трава, там, где почва не засевается». Обратим внимание, что в эпоху железа уровень экономического развития населения Великой степи на западе и на востоке был одинаковый. Скифия занимала обширную территорию, и Геродот имел о ней весьма ясное представление, описывая ее климат, реки, животный мир, обычаи скифов, их историю и административное устройство. Уже в легенде о Колаксае, сыне скифского первоцаря Таргитая, говорилось, что он разделил всю обширную страну на три области. Весь народ состоял из скифов царских, скифов-кочевников, скифов-земледельцев и скифов-пахарей (скорее всего, речь идет о четырех сословиях, а повтор (земледельцы и пахари) вызван лингвистическим недоразумением. У скифов были святилища, своя религия и царский некрополь. Цитируем из книги «Основы археологии» Д. А. Авдусина, в которой изложена, разумеется, академическая точка зрения: «…в самом конце V в. до н. э. появляются укрепленные поселения, среди которых выделяется своими размерами (1200 га) Каменское городище, расположенное в степной Скифии на нижнем Днепре около современного Никополя». «Оно быстро развивалось и уже в IV в. до н. э. стало важным ремесленным и торговым центром. Его исследователи предполагают, что там была столица Скифии». «Этот металлургический центр степной Скифии снабжал ее значительную часть железными изделиями. Скифы уже в полной мере освоили производство черного металла». Речь явно идет о развитом и сильном государстве; но у историков иная логика: «Представлены там и другие виды производств: косторезное, гончарное, ткацкое, но уровня ремесла достигли далеко не все из них (? – М.Дж.). Некоторые домашние промыслы переросли в общинные ремесла, совместимые с родовым строем». Зачем «родовым кочевникам» были нужны столица и металлургический центр, понять трудно, как и то, о чем сообщает автор далее. «Не только на Каменском городище, но и в лесостепных поселениях VII-VI вв. до н. э. прослежена обработка железа и бронзы. Железо получали сыродутным способом, но уже существовали специальные печи для цементации. Набор кузнечных инструментов лишь немного уступал средневековому. Имелись молоты и молотки, клещи и пружинные щипцы, зубила, пробойники, напильники. Пилы были редки. Было развито и литье бронзы, причем сфера ее применения постепенно менялась: бронза уже использовалась не для изготовления оружия (исключение составляют наконечники стрел), а для производства украшений и литья котлов. Цветного металла в Скифии не было, и он поступал туда из разных внешних источников». «На Каменском городище имеются две линии укреплений: внешняя и внутренняя. Внутреннюю часть археологи называют акрополем, по аналогии с соответствующим делением греческих городов. На акрополе прослежены остатки каменных жилищ скифской знати. Рядовые жилища представляли собой главным образом наземные дома столбовой конструкции, но встречаются и полуземлянки. Каменское городище было не единственным скифским городом. Центрами городского типа были также Елизаветовское городище, расположенное в дельте Дона, и поселение у Белозерского лимана под Херсоном. Они существовали в IV-III вв. до н. э.» (Авдусин, с. 151-153). Скифы были хорошими металлургами и мастерами уже за пять веков до нашей эры, и их кузнечные инструменты почти не уступали средневековым, т. е. эти кочевники-горожане опередили свое время веков на десять. Причем они «освоили производство черного металла в полной мере». Сюда кто-то, как-то и откуда-то (скорее всего, из Казахстана) привозит медь и олово, необходимые для производства бронзы. Существует развитая технология, есть и торговля, причем не только мелочная. Уже и укрепленная столица у скифов была, и каменные жилища, и каменные скульптуры, и несколько больших городов, и производство и обработка металла, и земледелие, и скотоводство, и ремесла, и некрополь, и цари, и столица - а строй оставался родовым. Но, в таком случае, кто и как, например, добывал железо и уголь? Работа в древних шахтах и копях, вероятно, была очень опасной и добровольно в них никто не полез бы; для добычи руды и производства металла нужны специалисты и организация труда рабов и преступников. Площадь столицы весьма велика – 12 кв. км. Допустим, каждый дом занимал (с огородом) 200 кв. м; на этой площади располагалось бы не менее 60 000 жилищ (чтобы не вычитать из общей площади мастерские, рынки и пр.). Но, для страховки, уменьшим это число вдвое – 30 000. И если в каждом из этих домов жило в среднем, скажем, 5 душ, то и тогда численность населения одной только скифской столицы по тогдашним меркам окажется огромной – 150 000 чел. (в городе Париже даже в XV в. жило всего 40 тыс. чел.). И нужно было обеспечить этих людей работой и пропитанием - иначе зачем они сидели бы в одном месте? И нас уверяют, что в этом крупнейшем городе мира обитали «таборные кочевники», жившие родовым строем! «Сравнительно позднее появление у скифов поселений объясняется в первую очередь господствовавшим в их хозяйстве кочевым скотоводством. Огромные стада требовали частой смены пастбищ, поэтому стоянки скифов были короткими». «Со скотоводством связаны и их домашние промыслы: обработка кож, мехов, кости, а также обработка дерева, из которого делались многие предметы обихода кочевников, в первую очередь повозки» (Авдусин, с. 153). Как это понимать? Кто же тогда жил и трудился в городах, в мастерских и в кузницах, строил дома? Разве не скифы? Или они только собирали дань с трудолюбивых и необычайно трусливых горожан (неведомого происхождения), посмеиваясь в бороду: «Ну, ребята, вы трудитесь, куйте железо, пока горячо. А мы к вам будем наезжать, дань-ясак собирать. А жить будем в повозках, привычным родовым строем, на свежем воздухе». И горожане покорно склоняли свои тонкие выи перед «дикими кочевниками». Почему же тогда скифы при царе Атее долго бились с жителями придунайского города Истрия и его союзниками? И что значит «сравнительно позднее появление у скифов поселений»? В то время таких городов по всему миру – раз-два и обчелся. В сравнении с кем «позднее»? И неужели такой огромный город появился сразу? Разве ему не должно было предшествовать появление небольшого поселка или поселков? Но, кроме того, эти удивительные «родовые кочевники» совершают дальние походы на Ближний Восток, доходят до Египта, сражаясь с ассирийцами, мидянами, персами; создают особый «звериный стиль» в искусстве, имеют свое оружие, тактику войны, религию, обряды, традиции и т. д. «Имея в виду переднеазиатские походы скифов, можно утверждать, что уже в то время (VII-VI вв. до н. э.- М. Дж.) у них существовала военная демократия – заря государственности. Поэтому некоторые археологи относят возникновение скифского государства к VI в. до н. э. Другие же считают, что скифские племена были объединены лишь царем Атеем, который, кстати, начал и чеканку монеты, что является несомненным признаком существования государственности. Это произошло в IV в. до н. э.» (Авдусин, 1989. с. 161) – т. е. тогда же, когда возникали города-государства в Элладе и в Италии. Напомним, что государственность у германцев, славян, галлов и пр. появилась только тысячу лет спустя (если верить академиcтам)! У Геродота говорится о начальниках областей в Скифии, о пышных похоронах царей, о своеобразной переписи населения; археологи пишут о богатствах, которые до сих пор иногда обнаруживают в царских курганах, достигавших огромных размеров (неужели их возводили таборные кочевники?) и пр. и пр. Разве не о государстве идет речь? И разве оно совместимо с родовым строем? САРМАТЫ На восток от Скифии, от Дона до Приуралья простирались земли родственных скифам савроматов (сарматов), а территорию нынешнего Казахстана и часть Средней Азии занимали многочисленные племена саков, массагетов, усуней и др., по мнению большинства исследователей, «североиранские» - и по языку, и по культуре, весьма однородной на всем гигантском пространстве Великой степи. Основу хозяйства у савроматов, конечно же, составляло кочевое скотоводство, что и отмечается. Они были, как считается, еще более ревностными идейными приверженцами родового строя, чем скифы, причем у них долго сохранялся матриархат. Но воевали, говорится в книге Д. А. Авдусина, мужчины, «в основном». Почему мужчины, доминируя в хозяйственной и военной деятельности, отдали власть женщинам, академическая наука не объясняет. «Ко II в. до н. э. основная масса сарматов переходит Дон и вторгается в Скифию, медленно, но неуклонно занимая скифские кочевья. Большая часть Скифии была превращена при этом в пустыню, население поголовно истреблялось. Там же, где скифы уцелели, они смешались с сарматами. Таким образом, сарматы сменили скифов, и их территория простиралась от реки Тобол до Дуная»; племенные союзы их возглавлялись аланами, роксоланами, сираками и пр. Погребения сарматских царей по богатству инвентаря немногим уступали скифским (Авдусин, с. 165-166). Отчего сарматы так озлобились, что не просто подчинили себе соседей и родственников, а поголовно истребили несчастных скифов, автор не говорит. Они заняли Скифию, а затем из их среды на рубеже н. э. выделилось наиболее мощное племя – аланы (асы). А. П. Смирнов пишет: «К востоку от Дона, древнего Танаиса, возник еще один племенной союз, состоявший из местных племен и возглавленный аланами. Большую научную ценность представляют богатые курганы начала I тысячелетия н. э., принадлежащие аланской знати. Под ними были открыты роскошные погребения-катакомбы». «Об экономических и культурных связях с соседними государствами и странами – Римской империей, причерноморскими греческими городами, Средней Азией – говорит большое количество обнаруженных в могилах привозных вещей (особенно монет), а также вещей, изготовленных местными мастерами под влиянием римских и восточных образцов» (История СССР, с. 322; с. 321). Вопросы о первоначальной территории расселения и происхождении аланов остаются в академической науке предметом дискуссий. Некоторые ученые считают их выходцами из Средней Азии. «Однако большинство современных исследователей видят в аланах сарматских выходцев из племен аорсского объединения в Северном Прикаспии. Что не исключает участия массагетских групп в их этногенезе» (ИНСКДВ, с. 85). По третьей версии (нашей), аланы – это второе название барсилов (басилов); Геродот, описывая скифов, выделяет среди них «царских скифов», правящее племя. Скорее всего, название «царские» (греческое басилеос) - это неправильное осмысление тюркского этнонима барс иль «народ барса», изменившегося в басиль. Нужные изделия из металла скифы изготовляли сами. Сарматы не делали и этого, на них трудились «лесостепные оседлые соседи, изготовлявшие кузнечные, бронзолитейные, кожевенные и деревянные вещи» (Авдусин, с. 167). Чем же тогда занимался простой сарматский люд? Подразумевается – неукоснительным насилием и грабежом (такой нехорошей психологией академисты наделили и всех других «кочевников», особенно тюрков). Но затем вдруг оказывается, что сарматы не были таким уж пропащим племенем. Они каким-то образом «сарматизировали» население греческих городов Причерноморья и Боспорское царство превратилось в Греко-Сарматское. Они же составили основную массу населения в городе Танаисе, в устье Дона. «В окрестностях этого города и в Прикубанье существовали сарматские земледельческие поселения» (Авдусин, с. 168). Стало быть, сгоряча разгромив и вырезав более цивилизованных и трудолюбивых скифов, сарматы опомнились, взяли себя в руки, и под благотворным влиянием культурных греков занялись созидательным трудом. Но не тут-то было.
Асхан: ЗАВОЕВАНИЕ ЕВРОПЫ Естественные и гуманитарные науки имеют между собой мало общего – слишком разные объекты исследования. С другой стороны, если речь идет о науке, историк обязан опираться на факты, логику и излагать свою точку зрения как можно более точно и конкретно. Однако при чтении многих и многих трудов, посвященных истории кочевников, создается впечатление, что они написаны поэтами или писателями, которые восполняли нехватку сведений плодами своего воображения (иногда весьма буйного). О том, почему и когда гунны пришли в Причерноморье, ничего не известно. Одни академисты говорят - «хлынули», другие – «обрушились», и т. п.; по их представлениям, это было подобие стихийного бедствия. Но, поскольку никаких доказательств прихода гуннов из-за Волги нет, более хитроумные авторы придумывают иные объяснения, точно так же ничем не подкрепленные: «В конце I – середине II в. часть их появилась в Средней Азии и Приуралье. Приблизительно в это время отдельные группы гуннов стали проникать в Восточную Европу и на Северный Кавказ». Некоторое удревнение времени прихода гуннов, как и утверждение об их постепенной инфильтрации в местную этническую среду, приняты для того, чтобы объяснить их упоминания в древних источниках, задолго до V в. н. э. (Фавстос Бузанд, Птолемей и др.). «Однако подавляющая часть гуннских племен оставалась к востоку от Поволжья. Массовое вторжение гуннов в Восточную Европу и на Кавказ началось в 70-х годах IV в.» (ИНСКДВ, с. 93). Интересно, кто и как подсчитал количество гуннов по ту и эту сторону Волги именно в данный период? Но пусть так. И чем же занялись эти завоеватели, оказавшись на берегах Волги, Дона и Днепра? Может быть, стали обживать новые земли, строить дома, пахать и сеять? Ничего подобного. Начало главы, написанной А. П. Смирновым для «Истории СССР» (в 12-ти томах) можно было бы назвать впечатляющим, если бы о том же и теми же словами не начинали рассказ о гуннском нашествии все другие авторы, прежние и последующие. Так что перед вами образец: «375 год открыл страшный период в истории Европы. Дикие орды гуннов вторглись в ее пределы, начав опустошительную войну, которая привела к упадку огромный край, заселенный племенами, стоявшими на высокой ступени общественного и культурного развития» (История СССР, с. 321). Можно попытаться представить себе картину, которая носилась перед умственным взором автора, когда он писал эти взволнованные строки, наполненные болью за судьбу несчастной Европы. Жили себе, поживали тамошние племена «на высокой ступени», горя не знали, никого захватывать и порабощать не собирались – вдруг, откуда ни возьмись, ворвались бесчисленные скопища озверелых всадников, которым страсть как хотелось убивать, разрушать и грабить. Никаких других целей и желаний у них быть не могло, как и ничего другого они делать не умели. Были у этих гуннов папы и мамы, дети, сестры, дедушки и бабушки, и чем они занимались, когда их сыновья, братья и мужья зверски расправлялись с кроткими земледельцами, о том наука молчит: если и были, то гунны на них никакого внимания не обращали – воевать надо. Речь идет о Восточной Европе. Гунны живут племенами и родами, их соседи – тоже. Почему-то одни – это дикие орды, а другие – «на высокой ступени» культурного и общественного развития. Но в конфликтах гунны-дикари почему-то побеждают. Наверное, их противники денно и нощно думали только об общественном и культурном развитии, о войне и защите родины совершенно не помышляя. Несмотря на то, что звероподобные «кочевники», только и мечтавшие о грабежах и насилиях, находились в двух шагах от них. Но каким образом такая масса могла скопиться незаметно от соседей? Аммиан Марцеллин (IV в. н. э.) располагал страну алан за рекой Танаисом (Доном): «За ней тянутся бесконечные степи Скифии, населенные аланами, получившими свое название от гор, они мало-помалу постоянными победами изнурили соседние народы и распространили на них название своей народности, подобно персам». Побив алан в Подонье, гунны «бросились на Крымский полуостров» (ну, точь-в-точь, как волк на овцу), - и конечно, уничтожили все мелкие города, как и столицу – Пантикапей. «Именно гунны, - пишет Аммиан, - вторгнувшись в земли тех аланов, которые сопредельны с гревтунгами и обыкновенно называются танаитами, многих перебили и ограбили, а остальных присоединили к себе по условиям мирного договора; при их содействии они с большой уверенностью внезапным натиском ворвались в обширные и плодородные владения Эрменриха (правителя готов. – М. Дж.), царя весьма воинственного, многочисленными и разнообразными подвигами храбрости наведшего страх на соседние народы». Следовательно, гунны вступили в союз с аланами, единственным, по мнению историков, ираноязычным племенем, уцелевшим в Восточной Европе и почему-то, как пишет Аммиан, «во всем похожим на гуннов». Более того, выясняется, что после смерти Германариха с храбрыми готами отчаянно сражаются вовсе не пришельцы с востока, а как раз аланы: «…Витимир (новый король готов. – М. Дж.) несколько времени сопротивлялся аланам, полагаясь на других гуннов, которых он деньгами привлек на свою сторону, но после многих поражений потерял жизнь в битве, подавленный силой оружия», - пишет Марцеллин. Случайно уцелевшее население алчные пришельцы обложили данью (неслыханный случай в практике средневековья). Было немало и других народов и племен, которых они изобидели. Короче говоря, гунны вели себя, как и положено классическим «злым татаровьям». Но затем выясняется, что дикие кочевники, не знавшие ни дисциплины, ни строя, мчавшиеся в бой толпами, вовсе не были такими уж примитивными. «Захватив степные пространства Северного Причерноморья, - продолжает А. П. Смирнов, - гунны некоторое время оставались там, кочуя и собирая дань с уцелевшего после погрома местного населения. Гунны, по-видимому, были в курсе всех политических событий того времени (читали газеты, не иначе. – М. Дж.). Во всяком случае, воспользовавшись тем, что византийский император Феодосий I перевел большие воинские подразделения из азиатских провинций в европейскую часть империи, гунны по Дербентскому проходу ворвались в Закавказье, прошли в Сирию и Малую Азию и разгромили там ряд городов». «Одновременно гуннские орды, продолжая продвижение в Европе, вступили в пределы Римской империи» (История СССР, с. 325). Не знаешь, смеяться или плакать. Скопища пастухов, неизвестно по какой причине собравшиеся в мощный военный кулак и неизвестно какой силой удерживаемые вместе, покинув свои семьи и стада, носятся по огромным пространствам – от Кавказа до Сирии и Дуная, и никто ничего с ними поделать не может, громят всех подряд, невзирая на лица. При этом они находятся в курсе всех политических событий. Но кто и как сумел так быстро известить гуннов о том, что Феодосий перевел свои войска в Европу? Или они имели генеральный штаб, хорошо налаженную разведку и свою резидентуру в Константинополе? Откуда «дикие орды» узнали о намерениях и действиях императора, жившего на другой стороне Черного моря? А если кто-то и сообщил им о них, то неужели все эти бедовые чабаны сидели толпой у юрты своего вождя, чтобы, используя момент, немедленно помчаться в Закавказье? И как они узнали, куда следует наносить удар – имели карты? Каким образом они составили себе представление о взаиморасположении огромных регионов, если только вчера пришли в Европу? Зачем все это нужно было пастухам – пишет же великий сарматолог, что гунны продолжали жить «кочуя и собирая дань»? Откуда у них взялся такой империалистический запал? Как бы там ни было, униматься гунны не хотели. Устроив форменный разгром всем встречным и поперечным в Восточной Европе и в Малой Азии, они захватили Паннонию, несмотря на противодействие византийцев и готов, и создали там мощный каганат. Очень хотелось бы понять, как такие примитивные племена могли дойти до Рейна, почему их никто не остановил и почему они громили европейские войска, а не наоборот. Историки, вероятно, полагают, что эти регулярные армии состояли не из грубых и закаленных в боях солдат, а из интеллигентных и кротких гуманистов в очках: увидев перед собой толпу злобных чумазых дикарей, они робели и пускались наутек. Но в чем же, по мнению А. П. Смирнова, заключалась причина непобедимости «диких» гуннов? Оказывается, они имели мощные луки, и тактику (которая не менялась у «кочевников» на протяжении 15 веков!). Гунны действовали издалека, осыпая противника роем стрел, изматывая его. «Так они добивались полного утомления блокированного врага. Они умели заманить противника в засаду и, окружив, уничтожали» (История СССР, с. 326). И опять остается только руками развести. Неужели гунны воевали с круглыми идиотами, неспособными усвоить жестокие уроки войны? Да нет, им противостояли лучшие полководцы и армии мира (чего стоил один Флавий Аэций, кстати, в молодости долгое время проживший среди гуннов). И неужели им нечего было противопоставить закостенелой тактике «кочевников», неутомимых стрелков? Но пусть так получалось в открытом поле. Как же тогда гунны брали города – неужели день и ночь обстреливая их толстые стены из луков? Они умели устраивать засады – а остальные, что, не умели? Почему мощные луки были изобретены дикими гуннами, а не более развитыми соседями? Если бы я стал утверждать, что ружье изобрели лопари или бедуины, а западноевропейцы этого сделать вовремя не смогли, читатель подумал бы, что я не в своем уме. Никогда – ни до гуннов, ни после – «дикари» в войнах с регулярными войсками не побеждали, тем более не могли они захватывать города и целые страны. Гунны, славяне, германцы, венгры, галлы и другие «варвары» были такими же народами, как и современные им греки и римляне, ничуть не глупее. (Слава Богу, что людей, понимающих такие простые истины, становится все больше). По словам историков-академистов, изобретательные вояки-гунны, стихийные политики и победители целых государств отличались, кроме прочих своих пороков, еще и полнейшей неспособностью к социальному развитию, где бы они не находились. «Такими же консервативными, как военное дело, были и общественные отношения гуннов, которые, судя по сообщениям византийских писателей, мало изменились со времен Модэ. Это по-прежнему была военно-демократическая держава (?! – М. Дж.), мощь которой зависела исключительно от удачных и неудачных грабительских набегов на соседние цивилизованные страны» (История СССР, с. 326). Модэ – правитель племен сюнну (якобы предков гуннов, в Монголии), жил в конце III в. до н. э. Хунну-сюнну, которые совершали успешные набеги на Китай уже с IХ в. до н. э., тоже, надо полагать, жили при военной демократии. Но А. П. Смирнов говорит о гуннах V в. н. э., живущих в Европе уже не первое столетие. Прошло 14 веков, а гунны упрямо держатся за свои старинные порядки. И держава у них особая – военно-демократическая (что сие означает, археолог не сказал); ее идею, принесенную их предками из Центральной Азии на Урал, они лелеяли несколько веков. И чем больше «военные демократы» грабили своих соседей, тем мощнее становились. Почему прочие царства-государства им это позволяли, никто не знает. Если верить тому, что пишут академисты, никаким производительным трудом (и созиданием вообще) гунны не занимались – все от мала до велика жили грабежом. Ни в одной научной работе нет упоминаний о трудящихся гуннах; примерно то же самое мыслят ученые и обо всех остальных тюрках Средневековья. Подобные «объединения племен», по словам А. П. Смирнова, возникали и после распада Гуннской державы. Однако, пишет он, ни одно из них «не достигло могущества и значения гуннской конфедерации» (разучились, значит, грабить, потеряли квалификацию). «Но они полностью сохраняли паразитический характер ее экономики и грабительскую сущность ее политики» (История СССР, с. 326). О ком идет речь? О народах и племенах? Но разве они могут иметь «паразитическую экономику»? Нет, нам вместо истории народа преподносят историю скопища бандитов, чего-то вроде пиратской республики, только не на Ямайке, а в центре Европы, почему-то именуя ее «конфедерацией». Очень забавно утверждение археолога о «грабительской сущности политики» Гуннского государства и его наследников. Мы должны думать, что сущность политики остальных стран была совсем иной – благодетельной. Их правители встречали рассвет, размышляя, какой бы соседний народ осчастливить, захватив его территорию и ограбив дочиста. Несчастные гунны, конечно же, ничем не отличались от своих современников и были виновны только в том, что разбивали армии европейцев. Но, с легкой руки целых полчищ авторов, имя гуннов стало нарицательным, в значении «дикий, злой грабитель и разрушитель». Стоило кому-нибудь из специалистов коснуться их истории, как в его голове немедленно срабатывал какой-то механизм, диктуя ему набившие оскомину фразы о зверствах и дикости «кочевников». ФАКТАМ ВОПРЕКИ Перед читателем, в сжатом виде, прошла гуннская эпопея, на разные лады перепеваемая в бесчисленных трудах академических историков-мифотворцев. Ее появление было вызвано не только странными представлениями о «кочевниках» и их психологии, но и полным игнорированием имеющихся в письменных источниках сведений, как и данных археологии. Чтобы обрести твердую почву под ногами, нам следует ответить на два вопроса. Правомерно ли отождествление дальневосточных сюнну (хунну) и европейских гуннов? Имел ли место исход этих сюнну с Селенги на Урал? Приведем несколько цитат из самого что ни на есть академического труда – «Степи Евразии в эпоху средневековья», 1981 г. (серия «Археология СССР, в 20 томах). Автор раздела – археолог А. К. Амброз говорит (ряд слов и строк в тексте выделен нами): «По созвучию с гораздо более древними хунну европейские гунны (хуны, хунны) считаются их частью, ушедшей на запад, возможно, после поражения в 155 г. Предполагают, что на новом месте небольшая группа гуннов обросла местными кочевниками и постепенно усилилась. Более чем через 200 лет после ухода с востока они вторглись в Европу» (Степи Евразии..., с. 10). По крайней мере, здесь определенно сказано, что европейских гуннов считают потомками азиатских хунну только из-за созвучия этнонимов. Но самые выдающиеся лингвисты читают их имя не как хунну, а как сюнну (см. ниже). Остальное в тексте А. К. Амброза – только предположения: «считаются», «возможно», «предполагают»… Кроме того, кто и как вычислил, что гунны набирались сил перед решающим броском на запад именно 200 лет, а не 50 или 100? Может быть, ученые опираются на более сильное подспорье, скажем, на детальный анализ археологических находок? «К сожалению, материал по кочевникам IV в. еще очень невелик и археологам пока не удалось выявить за Доном и Волгой такой группы степных древностей, которая была бы преемственно связана с азиатскими хунну I-II вв. или с европейскими гуннами V в. Культура последних зафиксирована в уже сложившемся виде и представляет своеобразный сплав самых разнородных элементов, отразивших участие в ее создании многих народов, покоренных гуннами в Восточной и Центральной Европе. Азиатские элементы в ней немногочисленны (конструкция седел, любовь к чешуйчатому орнаменту, имитирующему перья, узорные бронзовые котлы). Прочие кочевнические элементы, представленные в этой культуре, были до гуннов известны и у европейских степняков, но в меньшей степени или в других сочетаниях» (Степи Евразии..., с. 11). Очень интересно. За Доном и Волгой нет древностей, которые можно было бы связать с дальневосточными хунну. Европейские гунны своей культуры почему-то не имеют, а пользуются неким сплавом из культур других народов (как и хунну на дальнем Востоке). Азиатских элементов в ней мало. Не странно ли, что этих элементов нет за Доном или даже за Волгой, но они есть в далекой Европе, причем еще до пришествия гуннов? И кто может доказать, что эти элементы пришли именно из Азии, а не наоборот? Рассмотрев оседлые культуры Центральной Азии, «весьма далекие по своему облику от гуннских или даже древнетюркских древностей», А. К. Амброз пишет: «Отдельные элементы в культуре кенкольского типа в Киргизии, имеющие некоторое сходство с европейскими времени господства гуннов, синхронны им или даже более поздние и не пригодны для изучения пути гуннов на запад. На современном этапе исследования археологии кочевников лучше изученные памятники их западной группы во многом служат ключом к пониманию находок в Азии (особенно до полной публикации последних, нередко очень ярких, как в Киргизии). С запада и приходится начать рассмотрение, несмотря на то, что истоки всех этих народов и культур были далеко на востоке» (выделено нами. – М. Дж.) - (Степи Евразии..., с. 11). То, что древности западных гуннов не имеют аналогов на Дальнем Востоке, а являются более ранними или синхронными азиатским находкам, и что европейские находки служат ключом для понимания находок в Азии – неважно. Заранее решено, что гунны шли с востока на запад, стало быть, надо искать подтверждение именно этой гипотезе. А если факты противоречат ей, тем хуже для фактов. Тем не менее, имея в руках один-единственный «аргумент» - сомнительное сходство этнонимов (сюнну и гунн), ученые смело повествуют о грандиозном исходе «кочевников» из Центральной Азии! Но, слава Богу, есть еще на свете прямодушные и здравомыслящие специалисты. Пользуясь сведениями древних летописцев, данными археологии и выводами языковедов, С. С. Миняев в своей книге «Исчезнувшие народы» (М., Наука, 1990) пришел к обоснованному выводу, что азиатские хунну не имели никакого отношения к европейским гуннам, что это совершенно разные народы. Китайцы называли своих северных врагов не хунну, а сюнну. Спасаясь от китайских войск, в Среднюю Азию сумел уйти только небольшой отряд в 3 тысячи человек. При столкновении с высланным им вдогонку отрядом 1500 сюнну были убиты, 1200 человек попало в плен. Возникает вопрос: каким образом оставшиеся в живых 300 воинов (которые у Л. Н. Гумилева размножились до 20 000) смогли не только сохраниться в окружении иноязычных и многочисленных соседей, но и превратиться в могучий этнос? И где доказательства такого превращения? С. С. Миняев пишет: «…западнее Саяно-Алтайского нагорья нет ни одного раннего памятника сюнну»; да и письменные источники сообщают о сюнну в Центральной Азии вплоть до V в. н. э., когда гунны уже целое столетие обитали в Европе. Вывод исследователя правомерен: «Историческая судьба сюнну связана в раннем средневековье с Центральной Азией» (Миняев, с. 124). Связь между сюнну и гуннами отрицали и многие известные ученые – Абель-Ремюза, Альтхайм, Хауссиг. Объясняя термины языка сюнну, зафиксированные в китайских хрониках, американский синолог Э. Дж. Пуллиблэнк пришел к выводу, что они говорили на языке, относящемся к енисейской семье, а не на одном из тюркских или хотя бы монгольских языков. Г. Дёрфер, один из крупнейших авторитетов в тюркологии, прямо писал: «…можно с уверенностью сказать, что язык сюнну не был ни тюркским, ни монгольским». Это отмечалось и другими исследователями. «Согласно Э. Пуллиблэнку, подвергшему обоснованной критике гипотезу об «алтайской» принадлежности «нуклеарного» хуннского языка, язык хуннов принадлежал к палеоенисейской языковой группе. Г. Дёрфер, рассмотревший все существующие гипотезы языковой атрибуции хуннов, пришел к выводу, что хуннский язык не принадлежит ни к одной из известных языковых семей и входил в некую полностью вымершую и очень древнюю языковую группу» (ВТДРС, с. 564). Уже Помпоний Мела (I в. н. э.) упоминает среди известных ему в Европе народов неких турков, а Клавдий Птолемей (II в. н. э.) говорит, что хуны живут между племенами бастернов и роксоланов; у него же впервые появляется тюркское название Урала – Даик (от Джаик, Яик); сам он ни на Урале, ни поблизости от него не был. В канонической версии истории роксоланы считаются одним из «североиранских» племен Восточной Европы; их название объясняют с осетинского как «светлые аланы» (рохс алан). Когда же эти хуны успели стать их соседями, если в то время их триста беглецов-прародителей еще обретались в Средней Азии или на Урале? На самом деле росколайни – это финское название германцев-скандинавов (алайни – «народ»), предков шведов (что было известно еще В. В. Татищеву, в XVIII в.).
Асхан: ДИКАЯ ИСТОРИЯ Итак, гунны сформировались на Урале в сильный и многочисленный народ, готовый к исполнению своей исторической миссии – сокрушению всех народов и государств, которые подвернутся им под горячую руку. «В 372 г. огромные орды азиатских тюркоязычных кочевников – гуннов форсировали Волгу и вторглись в земли алан». «Разгромив алан-танаитов и присоединив их к себе «по условиям мирного договора» в качестве подчиненных им союзников, разбив вестготов, гунны двинулись на запад, вовлекая в это движение алан, готов и другие племена и народы». Видите, как все легко и просто: «огромные орды», которых форсирование Волги и войны с аланами и готами нисколько не утомили, зачем-то еще и двинулись на запад, прихватив с собой и покоренных (в неутолимой жажде грабежей и убийств). «Так в конце IV в. началась эпоха «великого переселения народов», открывшая новую страницу в истории Европы и оставившая в ней глубокий след. Одновременно кончилось время многовекового и безраздельного господства ираноязычных кочевников – киммерийцев, скифов, сарматов, алан – в степях Северного Причерноморья, на смену им пришли бесчисленные тюркские племена и народы, хлынувшие из глубин Азии» (Кузнецов, 1984, с. 32-33). Извините, но как-то уж слишком резко кончилось время господства «ираноязычных кочевников» - их что, ветром сдуло? И откуда взялись «бесчисленные тюркские племена» и зачем они «хлынули» на запад (это ведь люди были, а не половодье)? Или Дальний Восток производил народы и племена поточным методом, как на фабрике? Постановив, что скифы, сарматы и саки говорили на «североиранских наречиях», ученые легко перекинули мостик от них к предшествующему населению степей (в бронзовом веке), и решили, что те тоже были иранцами (или индоиранцами, или индоевропейцами), которые жили здесь на протяжении 2-3 тысяч лет. Учитывая это, а также количество археологических культур эпохи бронзы и раннего железа на пространстве от Волги до Алтая, мы придем к выводу, что вся эта территория была давно освоена и плотно заселена «североиранцами» (саками, усунями, массагетами и др.). Трудно себе представить, какой мощью обладали бы эти воинственные племена, развитые во всех отношениях и говорившие на одном языке. Но тогда нет ответа на вопрос: каким образом гунны беспрепятственно прошли через их земли, а не были истреблены в войне или не были ассимилированы? Или как раз перед этим «севроиранцы» вымерли от какой-то страшной эпидемии? Но никто из исследователей о таком бедствии пока не говорил. Или все происходило не так, а имела место тюркизация населения? Но неужели вся эта масса воинственных и сильных племен только и ждала момента, чтобы сменить свою речь на тюркскую? Почему же после великих «татаро-монгольских» завоеваний, тщательно спланированных и успешных, население евразийских степей так и осталось тюркоязычным? Все это, особенно трехлетний марш-бросок сюнну-хунну прямиком с Селенги на Волгу, совершенно невероятно и является одним из бесчисленных научных мифов. Тогда допустим, что гуннов было мало, они каким-то образом просочились сквозь «ираноязычных кочевников» и нашли прибежище у гостеприимных угро-финнов. Но в таком случае непонятно, почему гуннам не встретилось в Восточной Европе ни одно ираноязычное племя, кроме аланов. И никакие «североиранцы» не мешали двигаться на запад и другим дальневосточным тюркам-непоседам, двинувшимся в путь вслед за гуннами – аварам, печенегам, хазарам, половцам и пр., и пр. Объяснить, почему и как с IV в. н. э. ираноязычное население, десятками веков укоренявшееся в степи, вдруг исчезло и появилось тюркское, академическая наука не может, а допустить, что тюрки населяли ее изначально и никто никуда не исчезал, не желает. Какая сила была способна не то что ассимилировать или уничтожить, но хотя бы потеснить «огромный массив» и «могущественный конгломерат» «североиранцев», от которого остался малочисленный народ, зажатый в теснинах Кавказа (осетины)? Как и куда, причем вдруг, в одночасье, могла исчезнуть одна из величайших в мире этническая общность, связанная единством происхождения, языком, культурой, образом жизни, религией, торговлей? Все «североиранцы» от Алтая до Волги стали тюрками? Нет, ученые этого не говорят. Тюрки их всех перебили? Нет, никто так не утверждает. Всех «североиранцев» вытеснили? Но вытесненные появились бы в Иране и в Европе раньше захватчиков, и там началось бы форменное северо-иранское столпотворение. Что же с ними случилось? Неизвестно. Исчезают – и все. Почему ни один специалист-кочевниковед не взялся за написание архи-важного научного исследования под названием «Причины исчезновения с лица земли североиранского кочевого конгломерата»? Для сравнения - пример другого грандиозного нашествия: заселения Америки европейцами. Несмотря на жестокость белых переселенцев и их полное превосходство в численности, организованности и вооружении, индейцы сохранились и на севере, и в центре, и на юге материка. Не говорит наука и о том, почему «древние иранские кочевые племена», якобы обитавшие в Великой степи 2-3 тысячелетия, никогда и никуда друг друга не вытесняли, и на запад нисколько не стремились. Наверное, «североиранцы»-домоседы очень любили родные места и были очень добрые, не в пример злым и непоседливым тюркам, ни за что не желавшим остановиться где-то в Казахстане, в Западной Сибири, в Приуралье, нет – «Даешь Европу!». Стоит отметить еще одну «странность», возникшую в науке истории по вине специалистов-идеологов, всеми силами старавшихся отпихнуть историю ранних тюрков (роль которых в европейских событиях была «чрезмерно» велика) куда-нибудь подальше на восток. Все остальные народы Азии преспокойно живут на своих местах, занимаясь своими азиатскими делами – китайцы, маньчжуры, эвенки, японцы, тибетцы, индийцы... И только одни тюрки, якобы вытесняемые с исконных территорий то китайцами, то протомонголами, то засухой, то своими же тюрками, то в поисках новых пастбищ, то в жажде приключений и захватов, а чаще всего неизвестно зачем, племя за племенем мчатся на запад и юго-запад, быстро заполонив Восточную Европу, Среднюю Азию и Иран, создают там государства, захватывают территории, ассимилируют аборигенов и пр., и пр. Почему им нельзя было заняться тем же самым у себя, на обширных пространствах Азии, используя достижения афанасьевцев, андроновцев, тагарцев и прочих создателей древних археологических культур? Чего им не сиделось в местах, которые ничуть не хуже – на Алтае, в Туве, Хакассии, Минусинской котловине, Казахстане, Урале и т. д. – огромные пространства, богатые водой, рыбой, зверьем, пастбищами, лесом, металлами? Какая неведомая сила влекла их в неведомую даль, преодолевая огромные трудности, из просторной Азии в густонаселенную и гористую Европу, о которой они не имели никакого понятия? Специалисты по «кочевым культурам» и лже-историям «могучих кочевых империй» не хотят думать и о других вопросах. В бронзовом веке металлургией занималось множество племен Евразии, от Кавказа до Алтая. В более позднее время металлургией занимаются скифы и савроматы, древние тагарцы на Енисее, пазырыкцы на Алтае, создатели таштыкской культуры на Среднем Енисее, тасмолинцы в Казахстане,тюркюты и древние кыргызы. Откуда же взялись бесчисленные тюркские племена Восточной Европы, все эти гунны, авары, болгары, печенеги, половцы и пр., ни об одном из которых наука не говорит, что они плавили железо или хотя бы медь? Что с ними случилось, что отвратило их от столь нужного, полезного и необходимого дела? (Кстати говоря, в 1960 г. появилась монография С. С. Черникова «Восточный Казахстан в эпоху бронзы». «В ней, на основе археологического материала, он отнес к прототюркам племена носителей известной андроновской культуры, которых ранее «постановили» считать иранцами» (Лайпанов, Хатуев, Шаманов, с. 6). А если создатели всех перечисленных археологических культур Азии не имели к этим пришельцам-тюркам никакого отношения, то куда они вдруг провалились со всеми своими достижениями? Неужели гунны (коих было 300 человек), во время бегства на Урал перерезали всех их потомков? И где, в таком случае, жили предки этих тюрков в бронзовом и начале железного века и чем занимались? Кто их снабжал оружием, орудиями труда, и т. п.? Историк может чего-то и о чем-то не знать в своей области или неверно истолковать те или иные данные. Гораздо хуже, если он и не желает знать и вдумываться. В учебниках истории на протяжении многих лет создавался и успешно внедрялся в умы читателей негативный образ тюркских «кочевых» народов – жестоких завоевателей и разрушителей, ничего не созидавших и не имевших никакой оригинальной культуры. Конечно, говорилось и о тех разрушениях, грабежах и насилиях, которые творили и другие народы; вместе с тем, в учебниках повествовалось и о подвигах героев, о достижениях культуры, ученых и мудрецах, поэтах и пр. Но у тюркских народов, обитавших в Европе в Средние века, если судить по книгам, в которых дети черпают первые представления об истории, не было ни поэтов, ни мудрецов, ни героев, ни государственных деятелей, они представлены однородной массой, несущей в себе только энергию разрушения. Даже великая Османская империя упоминалась в российских учебниках истории только в качестве агрессора, и ни в каком ином. ПАСТУХИ-ДИПЛОМАТЫ Какими же были грозные воители-гунны, если рассматривать исторические сведения о них, отринув академический морок? Ни одна научная книга или статья об их истории не обходится без цитат из книги Аммиана Марцеллина (середина IV в. н. э.). Вот его знаменитое описание: «Племя гуннов, о котором мало знают древние памятники, живет за Меотийскими болотами (Азовским морем. – М. Дж.) у Ледовитого океана и превосходит всякую меру дикости. При самом рождении делаются на щеках ребенка глубокие надрезы острым оружием для того, чтобы рост выступающих в свое время волос притуплялся образующими морщины рубцами, и таким образом они стареют безбородыми и лишенными всякой красоты, подобно евнухам; все они отличаются плотными и крепкими членами, толстыми затылками и вообще столь чудовищным и страшным видом, что можно принять их за двуногих зверей или уподобить сваям, которые грубо вытесываются при постройке мостов. При столь неприятном человеческом облике они так дики, что не употребляют ни огня, ни приготовленной пищи, а питаются кореньями полевых трав и полусырым мясом всякого скота, которое кладут между своими бедрами и лошадиными спинами и скоро нагревают парением». Нетрудно понять, что это просто грубая агитка или россказни досужих людей, знавших о гуннах понаслышке и напуганных вестями об их продвижении к границам империи (но доверчивые ученые принимают сию басню за описание «монголоидного» облика гуннов). Особенно забавно сообщение о том, что гунны питаются кореньями трав и не знают употребления огня. И мы должны верить, что это скопище австралопитеков каким-то образом могло не только побеждать всех соседей, но и увлекать их в дальние походы? Описание звероообразной внешности гуннов и их чрезмерной дикости, скорее всего, – просто вставка какого-то более позднего переписчика, мыслившего на уровне знаменитого Матфея Парижского, который пугал обывателей Европы россказнями о татарах, любимым лакомством которых якобы являлась жареная человечина. Что касается странного «способа» приготовления мяса, то, если бы гунны к нему прибегли, их лошади и они сами неминуемо покрылись бы тяжелыми язвами. Аммиан не знал, что гунны возили с собой в походах сушеное подсоленное мясо, которое весит очень мало, долго не портится, легко и быстро поджаривается; его можно есть и сырым. И, конечно же, лица своих детей гунны вряд ли старались обезобразить шрамами. Информатором историка явно был человек, слабо владевший тюркской речью; вероятно, он перепутал кес (кис, киши, киши, кеш) «человек», кес «резать, надрезать, отрезать» - и кёсе «безбородый». Приведем другой пример.Терпя поражения от аваров и выплачивая им дань, византийцы, конечно же, сочиняли о них всякие небылицы – по разным причинам. Например, автор VI в. Евагрий в своей «Церковной истории» рассказывает, что Юстин II послал против «кочевников» фракийца Тиверия, который «чуть было не попал в плен, так как его воины, по словам Евагрия, не могли вынести даже внешнего вида аваров» (Чичуров, с. 89). Тиверию нужно было хоть как-то оправдаться перед императором за свое поражение, вот он, вероятно, и наплел первое, что пришло в голову. А вот у Марцеллина и описание алан: «Почти все аланы высоки ростом и красивы, с умеренно белокурыми волосами; они страшны сдержанно-грозным взглядом своих очей, очень подвижны вследствие легкости вооружения и во всем похожи на гуннов, только с более мягким и более культурным образом жизни». Как ни страшны были гунны грекам, все же казаться им двуногими зверями или напоминать сваи они не могли бы. Иначе непонятно, почему Аммиан, перечислив десятки разных племен, отметил близость гуннов именно к красавцам-аланам, а не к другим племенам (о которых он повествует на той же странице). Если в описании образа жизни двух племен у Марцеллина гуннов и алан поменять местами, ничего не изменится. Отчего же и когда успела появиться такая близость и почему? Ни в одной академической работе объяснения этому нам найти не удалось. А. П. Смирнов, например, ограничивается следующим наблюдением: «В IV в. н. э. аланы еще были кочевниками. Аммиан Марцеллин в своей характеристике аланов почти не делает различия между ними и гуннами» (История СССР, с. 327). О том, почему так, археолог не сообщил. Остается в силе замечание И. М. Мизиева: «Аммиан говорит, что аланы во всем похожи на гуннов; следовательно, имеются в виду и их языки. А если не так, почему он об этом не сказал?». Действительно, Аммиан отмечает между ними только одно различие – большую «мягкость и культурность» образа жизни алан. Но выясняется, что не только облик гуннов был таким же, как у «ираноязычных кочевников». К середине V в. они живут в своем государстве, постепенно растворяясь в массе покоренных племен. «О степени ассиммиляции гуннов свидетельствует то обстоятельство, что в Европе гуннские памятники до сих пор почти не выделяются среди других, одновременных им. Очевидно, их культура за период пребывания в европейских степях стала близка сармато-аланской». Да нет, совсем неочевидно. Потому что на предыдущей странице автор (А. П. Смирнов) с полным доверием цитировал слова Аммиана Марцеллина о том, что гунны имели чудовищный и страшный вид, питались кореньями и полусырым мясом, одевались в шкуры или холщевые рубахи (неужели прочие народы ходили в это время в парче и шелках?), не знали хлебопашества и пр. О какой «культуре гуннов», которая стала близка сарматской, может идти речь, если у них, получается, ее не было вообще? О том, что гунны и аланы - две части одного и того же европейского народа, говорили на одном языке и обладали одной и той же культурой, А. П. Смирнов и помыслить не мог. Или не хотел. «Сохранились прелюбопытнейшие византийские источники, упоминающие, что некий Кардутсат, епископ Арранский, проповедовавший среди гуннов христианство, перевел несколько книг (наверняка библейских) на гуннский язык. Без существования гуннской письменности сделать такое решительно невозможно. А историк VI в. Прокопий Кесарийский делает многозначительную оговорку: «…большинство гуннов были совершенно неграмотны». Но это означает, что меньшинство грамотным все же было! К слову, в Российской империи перед революцией большинство населения тоже было неграмотным – что вовсе не означает, будто в России не было письменности…» (Бушков, 2007, с. 141). Приведем и другие примеры парадоксальности «кочевников». В 440 г. гунны обвинили епископа города Маргуса (в устье реки Моравы Сербской) в том, «что он перешел на их сторону Дуная и ограбил могилы гуннских царей». Когда же эти «кочевники» успели создать царский некрополь на Дунае, если академическая наука утверждает, что история гуннов в Европе длилась весьма недолго, и что сразу же после смерти Аттилы (в 453 г.) его государство рассыпалось в прах, а сами гунны исчезли? Не идет ли речь о народе, жившем в Придунавье с давних времен – о скифах и сарматах, как греки и римляне называли гунно-хазаро-аваро-аланов и других тюрков? Известный историк-медиевист Г. В. Вернадский пишет, что византийский император, опасаясь осады Константинополя, в 443 г. запросил мира и согласился выплатить гуннам «задолженность в дани, достигавшей 6000 фунтов золота». «В следующем году Аттила отстранил от власти своего брата Бледа и стал высшим правителем гуннских орд от Кавказа до Дуная. Гуннское ханство, таким образом, стало наиболее могущественным государством своего времени (выд. нами. – М. Дж.), а двор Аттилы - центром международной политики и интриг. Среди помощников хана были аланы, греки, германцы и римляне». «Его штаб вырос в настоящий город, защищенный деревянными стенами». «Близ дворца его главной жены и домов его адъютантов находились на некотором расстоянии кладовые и другие вспомогательные сооружения, среди которых была и каменная баня» (Вернадский, с. 158). Битые китайцами и сяньбийцами беглецы, превратившись на Урале в «союз племен», прибывают в Европу и тут же, за два десятка лет (по Вернадскому, гунны обосновались на Дунае в 420 году) создают сильнейшую империю Евразии, столица которой становится центром международной политики! Не слишком ли быстрый прогресс? Может быть, гунны находились в Европе давно или даже изначально? Могучая Византия с ее регулярными войсками и флотом платит дань – и кому? Кочевым племенам, переживающим «стадию распада первобытнообщинных отношений»! Тогда почему главы латиноамериканских государств в XIX в. не собирались, скажем, в хижине какого-нибудь вождя воинственных индейских племен? Почему не заискивали перед ним и не выплачивали ему дань? Или в Южной Америке просто не нашлось своего Аттилы? Как могли толпы пастухов-гуннов, живших родовым строем, не знавших дисциплины, не имевших идеологии, неизвестно как и откуда получавшие подкрепления, пройти от Волги до Восточной Франции (а после страшной битвы на Каталаунских полях, не уступив римлянам и их союзникам, собирались еще и захватить Рим)? Но историки-сказочники уверяют нас именно в этом! Кстати говоря, творцы древнегерманских саг и эпоса о Нибелунгах, которых ученые как раз и могут считать сказочниками, говорили о гуннах совершенно другое, изображая их как воинов-рыцарей, а их вождя Аттилу – как великого государя; они же сохранили правильное произношение его имени – Атли (ср. кар.-балк. имя Атлы – «всадник» или «именитый, знаменитый»).
кмл: да очень даже убедительно!
полная версия страницы